— Открывай.
Монах зыркнул глазами по сторонам, наткнулся на прищуренный взгляд капитана, демонстративно поигрывающего пистолетом. Лицо монашка изменилось. Он понял, что имеет дело с профессионалами, а не с любителями. Шагнул к двери, направил на нее острие посоха:
— Отямись!
Посох изрыгнул сноп синих искр, зашипело, запахло озоном. Дверь крякнула и пропала, растаяла, как дым. Монах отступил в сторону. Взору присутствующих открылось внутреннее пространство кабины лифта, стены которой представляли собой густой ковер металлических иголок.
— Заходим, — шагнул в лифт Сундаков.
Северцев вырвал посох у монаха.
— Что делать с ними? С собой возьмем?
— Не стоит, — качнул головой Мальцев. — Придется отвлекаться на присмотр, потеряем свободу маневра.
— Они же сбегут.
— Черт с ними. Что важней?
Сундаков и Северцев обменялись взглядами.
— И то верно.
Олег повернулся к парню в кожаной куртке и монаху:
— Проваливайте, чтоб и духу вашего близко не было!
Спутники Евхаристия попятились, с недоверием глядя на путешественников, потом бросились к выходу из гаража, исчезли за дверью.
— Я здесь одна не останусь! — с дрожью в голосе проговорила Катя. — Пойду с вами!
Мужчины переглянулись.
— Я против, — сказал Мальцев коротко.
— Там ее муж, — с колебанием и сочувствием сказал Северцев.
— Пусть идет, — решил Сундаков.