— А вдруг матери плохо и некому помочь?
С тех пор Яко всегда отзывался на далекий материнский голос.
Однажды Орво пришел в ярангу охотника Пачука. Хозяин заметался, но шаман с недовольным видом отказался от угощения, а усевшись, неприязненно сказал:
— Холодная у тебя яранга, Пачук, не пахнет жильем. Все потому, что один живешь. Почему не женишься?
Пачук угрюмо молчал, и это окончательно разъярило Орво.
— На Пыльмау все поглядываешь, никого не стесняясь, а? Будто больше нет женщин в стойбище? Не боишься, Пачук, гнева богов? Что глаза у тебя вытекут, что падучая разобьет? — в страшном гневе шипел Орво. — О себе только думаешь?!
Охотник забормотал, возражая, но Орво указал на оленью шкуру под ликами домашних божков.
— Поклянись, что и в мыслях не имел такого. Иначе пусть духи покарают тебя!
Пачук отбил поклоны, густо смазал лики богов нерпичьим жиром, ночью заболел сильной лихорадкой и через три дня угас.
«Прости меня, айн, — мысленно сказал Орво, вместе с другими проводив охотника к последнему пристанищу, — но страсть Пыльмау принадлежит только племени…»
Прошло еще четыре года. Среди зимы Яко нырял в ледяную прорубь и ловил руками рыбу. Завернувшись в длинный меховой балахон с капюшоном, он возвращался домой с целым мешком больших серебристых рыбин, и издалека было видно, как валит пар от его огромного горячего тела.
Орво без конца заставлял сына Пыльмау бороться со взрослыми охотниками. Юноша легко заваливал на лопатки любого, а однажды сломал сопернику руку и вовсе отказался от поединков, чем вызвал недовольство шамана. Стойбище в полной тишине слушало, как в своей яранге Орво впервые кричит на Яко.
Сын Пыльмау изумленно смотрел на шамана, которого охватило ужасное отчаяние… да просто горе! Оправдывался:
— Я не хочу делать им больно…
— Когда голодная волчья стая с белым волком во главе придет в стойбище и окружит дом твоей матери, мой дом, дом любого айна, ты выйдешь к волкам и скажешь: я не хочу причинить вам боль, ешьте нас всех! — презрительно сказал шаман.
— Я возьму вожака за загривок и за ноги, вот так, — Яко показал, — и разорву пополам!
— Слабого лемминга ты разорвешь, а не волка. На большее у тебя не хватит сил!
— А у тебя, однорукий?! — покраснев от злости, выпалил Яко.
— Я стал одноруким, потому что не побоялся схватить за шиворот Кэлену, которая хотела убить твою мать! — ответил Орво.
Яко смутился, а через день притащил из тундры трех задушенных волков, и племя потрясённо разглядывало его охотничьи трофеи.