Целый месяц айны с тревогой поглядывали в сторону моря. Целый месяц молчала Пыльмау — горе запечатало ее уста, и она сидела в своей яранге, как каменная, не замечая ухаживавших за ней женщин. Когда Орво наконец пришел и позвал ее, она направилась за ним послушно и с удивительной решимостью.
Ступив на скользкий лед залива, Пыльмау ласково позвала:
— Яко, сыночек, вернись!
Увидев, что она медленно побрела в сторону полыньи, Орво пытался ее остановить:
— Куда ты, Мау? Нельзя!
— Я хочу уйти со своим сыном.
— Не надо! Очень тебя прошу! — Орво едва не плакал. — Мау…
Она мягко высвободилась и пошла, до рези в глазах всматриваясь в ночь.
— Яко! Где ты? — все повторяла она.
Он бесшумно выступил из темноты, но она не испугалась и сразу узнала его, хотя сын погрузнел и изменился. Двигался он неуверенно, словно не доверял вернувшимся воспоминаниям, — огромный, наполовину заросший рыжим мехом и с диковатым лицом. Черный дух тэрыкы уже утвердился в его теле, но он все еще был уязвим, ведь человеческое пока жило в нем.
Пыльмау протянула к нему руки, и невыразимая нежность, любовь, отразившаяся на ее лице, как огнем, обожгла его. Он узнал, шагнул ей навстречу, и она горячо обняла его, целуя в родные, любимые глаза.
— Сыночек, дорогой мой мальчик, — шептала Пыльмау, обливаясь слезами.
— Мама… — искаженным глухим голосом выговорил Яко.
— Ты самый сильный, самый храбрый… Я так горжусь тобой, сынок… — Она крепко прижала его к себе, чтобы в последний раз защитить, укрыть от неизбежного.
Окружившие их охотники выстрелили одновременно и стреляли, пока не кончились патроны в ружьях.
Встав в круг, айны торжествовали и громко прославляли главного человека их племени, защитника, спасителя — Яко, сына Пыльмау и Комоя!
Орво сидел рядом с ушедшими — на белом снегу с красными разводами. Он не слышал радостных криков, только иногда смотрел на небо, где переливались чудесными красками дуги полярного сияния. Точно стрелы, пронизывали темное покрывало небес светлые лучи, и трепетали в воздухе изумрудные бахромчатые занавеси.
— Хороший охотник, добрый айн… — все повторял Орво, с величайшим почтением глядя на Яко.
Не утирая падающих слез, он смотрел в просветлевшее лицо Пыльмау, и ему казалось, что он видит ее освободившуюся от невыносимой тяжести душу.
Потом он закрыл ее глаза, в которых застыла беззвучная музыка радужных сияний, рожденных небом, — глаза, похожие на самые сильные, яркие звезды, что последними покидают небосвод под утро.