Ангелофрения,

22
18
20
22
24
26
28
30

– В твоем возрасте это нормально, дорогая, – сказал отец. Он положил руку на окуляр рефрактора. – Вот, я хочу, чтоб ты взглянула. Наш мир не ограничен линией горизонта и небесным сводом. Вселенная обширна, многообразна, и когда-нибудь мы постигнем законы, которые управляют ею. Посмотри, не бойся. Это – планета Валгалла. Она огромна, и на ней постоянно бушуют шторма чудовищной силы.

Магдалина с опаской приблизилась к стеклянному глазу рефрактора. Отец кивком ободрил ее. Девочка взобралась на стоящую рядом скамью, убрала локон, выбившийся из-под капора, заглянула в окуляр.

– Мы можем пока только наблюдать за удивительными вещами, которые происходят вне нашего мира, – звучал тихий голос отца. – Но настанет день, когда наука откроет нам двери во Вселенную. Могучие паролеты преодолеют притяжение и отправятся в Мировое пространство…

– В котором живут ангелы? – спросила Магдалина. Прищурив один глаз, она пытливо всматривалась в окуляр.

Доктор Эльвен осекся. Вздохнул и прогудел не без разочарования:

– Почему ты так решила, дорогая?

– Потому что я вижу ангела там, среди звезд, – ответила Магдалина, не отрываясь от окуляра.

Часть первая

Глава первая

Одной крови

Она продолжала видеть ангелов.

В беге полосатых облаков, подсвеченных чужим, горячим солнцем. В кривом зеркале Нила, на берегах которого раскинулся странный город, где отныне ее дом. В клубах пыли, принесенных ветрами из пустыни. В беспокойных кронах пальмовых рощ.

Профессор Эльвен два года покоится в фамильном склепе, что под часовней из красного кирпича в дальнем конце парка, разбитого позади старого петербургского особняка.

Профессор Эльвен открыл множество комет и две луны газовой планеты Хельхейм, одну из которых он хотел назвать в честь дочери, но Астрономический Совет не позволил нарушить традиции в именовании небесных тел. После себя он оставил понятную лишь узкому кругу специалистов монографию, в которой речь шла о динамике астероидов. А еще – небольшое состояние, кое-какое имущество и недвижимость.

В день его погребения была метель. Снег шел необыкновенно крупными разлапистыми хлопьями. Хлопья походили бы на перья… если бы не обжигали холодом, мгновенно тая на горячем от слез лице и на дрожащих руках. Магдалина то и дело ловила боковым зрением туманный силуэт, но стоило повернуться к нему лицом, как призрачная фигура растворялась в лиловом свете зимнего дня.

В Мемфисе снега не бывает. Мемфис жарок, точно дыхание Роланда, единожды коснувшееся ее шеи. В Мемфисе особенно сильно ощущаются следы волшебства, которое некогда правило миром.

Мемфис принял ее – семнадцатилетнюю девушку, одетую по петербургской моде. Панибратски стиснул в объятиях, потащил за руку по широким улицам, вымощенным истертой брусчаткой или вовсе лишенным покрытия, мимо древних статуй и выветренных обелисков, мимо двух-трехэтажных домов с плоскими крышами, на которых стояли шезлонги и зеленели экзотические растения.

В Мемфисе жил двоюродный дядя Магдалины, Матвей Эльвен. И Магдалине суждено было стать еще одним членом его многочисленной и благопристойной семьи.

Это случилось два года назад. С тех пор горячие ветра изрядно намели песка на улицы южного города.

…От остановки самодвижущегося омнибуса до сувенирной лавки – две минуты торопливым шагом по одетой в строгий гранит набережной. Настроение взволнованное, весна бодрит, весна кипит в крови. Ожидание провоцирует приступы волнительной маеты в стиснутой тугим корсетом груди.