– Мои друзья по Сопротивлению. Я подумал, что вам пора наконец встретиться. В особенности теперь, когда вы сами пришли в их дом. – Фортис делает широкий жест рукой. – Славное местечко, а? Мне здесь нравится, все эти фонтаны и цветы… – Он срывает цветок бугенвиллеи. – Рыжий, как моя первая жена. Мне всегда нравились рыжие.
Я смотрю на Лукаса:
– Он? Так мы для того и пришли? Встретиться с Фортисом?
Я не могу в это поверить. И уж конечно, я не ожидала ничего подобного от Лукаса.
Тот пожимает плечами:
– Это ведь ты говорила, что веришь ему, верно?
Мерк усмехается:
– Ну же, вперед, мисс леди! Мои друзья сказали, что весь день следили за тобой. А потом потеряли, после той неприятности с джентльменом из Общества Благожелателей. Просто позор!
– Заткнись, Фортис!
Мне не нравится то, каким тоном он говорит. Как будто все имеет один вес и ничто не значит больше, чем другое.
– Но они просто хотят кое о чем с тобой поговорить. Так что меньшее, что ты можешь сделать, это войти и съесть одно-два печенья и выпить чая.
Я понемногу начинаю различать лица в толпе. Та женщина с площади, что продавала сласти. Старик, помогший мне купить питье у красной телеги. Женщина, продавшая нам напиток. Даже несколько стариков из Общества Благожелателей стоят здесь же в толпе. Я узнаю их зеленые ватные куртки.
Странно видеть здесь всех их – некое пестрое сборище потерянных душ во дворе разрушенной церкви посреди водоворота Хоула.
– Один глоток, – говорит Лукас, и это решает все.
Мы с Лукасом следуем за Фортисом и входим через огромную дверь в то, что некогда было церковью. Я бросаю последний взгляд на Богоматерь, но она не произносит ни слова. Однако, словно подавая некий знак, ее небесный нимб превращается в облачный.
Я говорю себе, что не следует верить знакам, и позволяю тяжелой двери захлопнуться за моей спиной.
Но это ложь.
Потому что знакам я верю.
Внутри церкви никакой церкви нет. На самом деле это здание – кафедральный собор или когда-то было кафедральным собором. Потолок взмывает вверх, помещение словно расширяется, пока я наконец не осознаю, что мы вошли с другой стороны. Я стою, глядя вдоль центрального прохода в апсиду, где стены крестообразно разрезают пространство.
Если бы у них тут были свечи, я бы зажгла одну в память Рамоны-Хамоны.