Иконы

– Итак, – говорит он.

Итак.

Мы можем это сделать. Мы вместе, как всегда, как в миссии. Как дома.

Но теперь уже действительно пора отправляться. Мы с Ро окружены теми, чьи самые отчаянные надежды на будущее связаны с нами.

– Ты это можешь, – говорит Фортис, хлопая меня по плечу. – И ты тоже. – Он смотрит на Ро.

– Я тоже буду там с вами, – говорит Тима, надевая мне на голову наушники. – До той самой секунды, пока пульсация нас не прервет. – Она улыбается мне, что случается с ней очень редко. – И не бойся.

– Не буду, – отвечаю я. – Я не боюсь.

Я смотрю ей в глаза и вижу, что она плачет.

– Ты для этого предназначена, сама знаешь. – Тима вытирает глаза рукой.

– И ты тоже, – отвечаю я, кивая на ее наушники. Я кладу ладонь ей на плечо, сжимаю его. – Скоро увидимся.

Тима поворачивается к Ро и протягивает ему руку, но он крепко, по-медвежьи обнимает ее, так что ноги Тимы отрываются от земли.

Я улыбаюсь, но еще прощаний мне не выдержать. Поэтому, не дожидаясь, пока Ро ко мне присоединится, я выхожу в ночь.

Я касаюсь стены под Богоматерью, вырезанной из камня. Ночью ее нимб теряется в тенях. Я думаю о Лукасе, растаявшем на далеком берегу, о Тиме и ее кроваво-красных нитях. О крестике моей матери. О Рамоне. О падре. Все исчезает рано или поздно.

Все может исчезнуть в любой момент.

Именно это и есть главное в спусковых механизмах и чувствах, думаю я. Полковник Каталлус ошибался. Фокусами их не удержишь. Они хранятся в памяти. Она ими владеет.

Память не делает тебя слабой или грустной, разгневанной или испуганной, даже сердце твое она не разбивает.

Память просто создает тебя саму.

Я сильна именно из-за того, кто и что я есть.

И я не собираюсь просить прощения за то, что я чувствую.

Больше не собираюсь.