Вот в этом я уж точно не сомневаюсь; следы наручников на моих запястьях только еще начали бледнеть.
Посол обходит письменный стол и хватает мою тощую руку своей костлявой рукой. Я шарахаюсь от ее прикосновения, но все равно на меня накатывают образы. Амаре вся как будто состоит из стали и грубых заклепок. И все равно я ощущаю, как ее глаза оглядывают меня. Она говорит тихо, почти шепотом:
– Есть такие, кто не способен понять тонкую грань равновесия. И что такое компромисс. Некоторые не понимают, почему мы жертвуем тем, чем жертвуем, или что может случиться с нами в руках недовольных Лордов.
Некоторые. Группа грассов. Сопротивление. Ей незачем говорить это вслух.
– Ты должна нам помочь. Ты и мой сын. И даже, возможно, Бунтарь.
Ро. Где Ро?!
– Но почему?
– Потому что ты из тех, кому повезло. Не твоим братьям. Не твоим родителям. Только тебе.
Амаре поднимает другую руку. Ту, которая не прикасается к моей. В пальцах она сжимает какое-то ожерелье. Крест. Он золотой, очень маленький. Я мгновенно узнаю его. Моя мать никогда его не снимала, как с гордостью говорил мне падре.
Крестик присутствует всегда, когда я в своем воображении вижу маму.
Меня пронзает острая боль. Кажется, что по лицу потоком льются слезы, но их нет. Они текут лишь внутри меня. Они мчатся по моим венам, где прежде была кровь, они солонее океанской воды.
– Ты выжила, чтобы суметь заплатить долг.
Я?
Она повторяет это снова. Мне все труднее и труднее дышать.
Какой долг?
– Тебе необходимо сотрудничать. Ты понимаешь? Чтобы не случилось еще более ужасных вещей с другими людьми, которых ты любишь.
Это как будто угроза, и Посол, произнося эти слова, смотрит мне прямо в глаза.
– Мадам Посол… – начинает было Лукас.
– Не сейчас, – резко бросает она, заставляя его умолкнуть.