– Ты с ним встречалась. Полковник Каталлус. Он называет себя нашим учителем, инструктором, но на самом деле он скорее тюремный надзиратель с садистскими наклонностями.
Мне хочется вырваться из этой комнаты, но я заставляю себя сидеть тихо. Я стараюсь успокоиться.
Я смотрю в тарелку Тимы. Тарелка почти пуста, на ней только одно вареное яйцо с одним аккуратным надрезом на верхушке. Вся остальная скорлупа абсолютно цела и совершенно пуста.
Я ловлю себя на том, что пытаюсь представить, что еще может сделать Тима.
– Нет, – безмятежно произносит Ро. Он даже вилку не опустил. – Мы не собираемся встречаться с тем психопатом.
– Это верно, – тихо говорю я.
Если бы мы даже не собирались уходить, все равно нам пришлось бы уйти сейчас. Разговор с полковником Каталлусом – не то, что мы могли бы рискнуть выдержать дважды.
– Что он с тобой сделал? – спрашивает Тима, отводя в сторону взгляд. Ее лицо кривится.
Серебристые волосы Тимы поблескивают, свет отражается от совершающих тысячи крошечных жестов пальцев, хотя Тима, похоже, не замечает, что делает. Она как птица. Как нервная, переменчивая птица.
Я не могу ей ничего рассказать.
– Ну, полагаю, мы с ним поговорили.
– Ты лжешь. Он не владеет собой, особенно теперь, с этой работой.
– Что?
– Вы ведь оба именно поэтому здесь, ты же знаешь. Для испытаний.
Тима смотрит на Лукаса, а тот, явно пристыженный, уставился в тарелку. Похоже, они оба точно представляют себе, что именно произошло между Ро, полковником Каталлусом и мной.
– Это правда, Пуговица? – Ро поднимает голову, продолжая улыбаться. Он старается не дать Тиме задеть себя.
Я сосредоточиваюсь сильнее – и вижу внутри Тимы вспышку ярких образов, они стремительно меняют друг друга. Тима, корчащаяся от боли, бессильно наблюдающая сквозь стекло за тем, как страдает в соседней комнате от собственных испытаний Лукас.
– Это правда, – говорю я, не глядя ни на кого из них.
Ро таращится на Тиму, и я чувствую в нем раздражение. И то, как нарастает гнев.
– Даже если он постарался и нам досадить, это не ваше дело, так что отстаньте.