Древней отвечали. Духи отзывались, смеялись и улыбались своей сестре, и скоро радость заполонила весь мир. Или так казалось ведьме. В груди поднялось щекочущее ощущение, золотистое и солнечное, и скоро Мара сама смеялась вместе с ними, и огоньки в ветвях звучали серебряными колокольчиками, и сам ветер хохотал в голос. Ведьма знала — Бессмертный тоже сейчас смеется. Иначе быть не могло.
А иль-вэане затихла, сделала шаг вперед, чуть разведя тонкие руки, и шагнула в темноту, мягко то ли падая, то ли погружаясь в безоглядную пустоту. Призрачный контур развеялся, и по дереву вновь пробежали лазоревые цепочки-дорожки — будто венки на руках, незримые смертным. Мара склонила голову, прощаясь с болотным духом. Спасибо, древняя — славно мы с тобой говорили, многому ты меня научила. До встречи. Следом за сестрой, точно так же растворяясь под темным сводом, шли другие иль-вэане, и уходили они легко.
Мир изменился — в один миг. Задумчивая, печальная ночь озарилась мерцающим сиянием, наполнилась невесомостью и светлой легкостью, словно все обитатели Гарварнского леса разом отпустили все свои горести, и смех иль-вэане развеял их меж вековых деревьев. Мара с наслаждением вдохнула звенящий сладостью воздух — так давно она не ощущала этой беззаботности. Последнюю луну перед Ночью Сна в лесу все гудело напряжением и невыносимой тяжестью темных мыслей, которые пропитали все живое. И сейчас наконец-то впервые за столь долгое время морок рассыпался пылью. И так хорошо стало, так светло…
Кельди рядом с Марой улыбалась. Следом за иль-вэане всегда уходили агалати, а там уж и их черед будет — совсем немного осталось.
— А что там? — спросила Мара, глядя на лаз, увитый плющом.
— Там-то? Да ничего, — пожала плечом кельди.
А, ну да. Действительно. Глупые вопросы задаешь, ведьма.
— Ладно тебе ворчать на саму себя, — шутливо пожурила ее кельди, — Все спрашивают.
— Все? Кто все?
Кельди улыбнулась — да так, что Мара ощутила себя маленьким несмышленым ребенком, сидящим у ног старой мудрой женщины, видевшей еще начало времен.
— Все. Птицы да зверье. Деревья да камни. Все. А вообще, — кельди немного повременила, — А вообще сама узнаешь, ведьма. Я неверно тебе сказала. Просто там то, что и никакими словами не выразишь. Да и образами тоже.
Когда низкорослый, кутающийся в плащ из листьев дух из агалати скрылся в пустоте провала, кельди поднялась с земли.
— Ну что, не поминай лихом, колдунья Гарварнского леса!
— Доброго сна, бесь, — с улыбкой поднялась Мара следом за ней, — Все тайники напоследок проверила?
— А то! Проверила, пересчитала — и перепрятала, чтоб всякому зверью неповадно было, — похвалилась кельди, и тут же доверительно добавила, понизив голос до заговорщицкого шепота, — Но коль совсем уж зимой тебе туго будет, сходи к дубовой роще у западных топей да загляни в дупло покореженного дуба, который меж двух валунов.
— Вот спасибо, заботливая ты моя, — рассмеялась женщина, тряхнув косой. Если уж кельди рассказала о своем тайничке — значит, действительно доверяет и ценит.
— Еще бы — вдруг помрешь еще с голоду, чего доброго, а мне потом тосковать да руки заламывать? Нет уж. Мы с тобой еще не одну весну встретим, Мара, — они остановились рядом с Древом Бессмертного, позволяя другим кельди пройти вперед и спокойно соединиться с родной пустотой. Ведьма чуть сжала плечо духа, ощущая под пальцами не плоть, но чистую энергию, густую и пульсирующую. Благо, ведьмы лесов могли касаться духов, и пальцы не проходили сквозь них.
— Конечно. Доброго сна тебе, древняя. Весной увидимся.
— Доброй дороги, ведьма, — серьезно ответила кельди, а затем в разноцветных глазах заплясали озорные искры, — Ты подумай все-таки, кем воплотишься — я б не прочь шугать путников вместе с тобой!
— Иди уже, несносная! — возвела глаза к небу Мара, и кельди, заливисто хохоча, шагнула в провал.