Гнев истинной валькирии

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 19

Акт веры

Выбраться из усадьбы было не труднее, чем в прошлый раз. Карл усилил охрану после случая с «воровским проникновением» на его территорию, но меры касались в основном ночи. А в светлое время суток, когда по имению сновали домочадцы, патрульных, считай, что и не было. Правда, днем беглянку могли заметить, поэтому Мэй влезла на дерево и перебралась через ограду, озираясь по сторонам – не засек ли ее охранник. Вернуться обратно будет проблематично, но Мэй… не планировала возвращаться.

По дороге к ней никто не пристал, и она спокойно шагала по шоссе в скверно сидевшей мужской одежде. Поскольку аркадийская шляпа Джастина погибла смертью храбрых, Мэй «позаимствовала» головной убор Лусиана. Она искренне надеялась, что сенатор не обидится. Если честно, узнав, что им придется разгребать, Лусиан и остальные просто забудут о такой мелочи.

А сейчас, вплотную взявшись за дело и отбросив сомнения, Мэй испытывала легкое чувство вины перед теми, кого поставила в столь ужасное положение. С одной стороны, она совершила очевидный проступок: нарушила приказ и самовольно покинула расположение части, то есть делегации. Подобные действия нельзя оправдать, в особенности когда речь идет о потенциально опасной ситуации. Вдобавок она бросила на произвол судьбы тех, кто нуждался в ее защите. И еще она их подставила, создав серьезную проблему на политическом уровне. Кстати, аркадийцам тоже не понравится, что джемманский гость сбежал и бродит неведомо где. Тем не менее в глубине души Мэй надеялась, что трюк с Ханной сработает.

Но ее видение с красным флагом не оставляло Мэй других альтернатив – надо было действовать, причем как можно быстрее. Идея насчет Ханны осенила Мэй в последний момент, точнее, у бедняжки так сложились обстоятельства: Вал рассказала подруге, что Ханну утром снова побили, причем настолько сильно, что несчастная не могла прислуживать за ужином. Поэтому, пока все ели, Мэй проникла в соседний флигель и предложила аркадийке вырваться на свободу. Обеих женщин обязали носить одежду Огражденной, да и рост у них совпадал – в общем, под покрывалом отличить их друг от друга было в принципе невозможно. Но Ханна могла струсить и отказаться…

Она и вправду очень боялась. Но силу воли тоже проявила незаурядную. Она пробралась в джемманский флигель, заранее приведя в беспорядок свою комнатку – так, словно в спешке готовилась к побегу. Мэй заверила Ханну, что джемманы ей помогут, когда обман раскроется, однако в этом преторианка не была уверена. Ведь когда выяснится, что Ханна улизнула, в джемманских интересах будет сделать вид, что все женщины на месте, и сколько их приехало, столько и уезжает. И они не выдадут Ханну, которую – если все сложится удачно, – будут принимать за Мэй до самой границы. Преторианке рассказывали, что местные жены и наложницы редко пытались сбежать. А уж случаев, когда женщина пыталась покинуть страну, выдавая себя за иностранку, Аркадия, вероятно, и вовсе не знала. Поэтому, если Ханну не заставят поднять покрывало, все будет хорошо. А на джемманской территории ей предоставят статус беженки.

А вот ситуация с Мэй оставалась неясной. Но она подумает об этом позже.

Мэй посмотрела на царапину на руке, заметную даже в сумерках. И во что она влипла? Вот явственный знак того, что она, Мэй, общается с потусторонними силами. Но свернув на проселочную дорогу и подойдя к салону, преторианка увидела именно то, что показал ей кинжал. Видение не обмануло ее. Прячась среди деревьев, Мэй цепко оглядывала местность. Во дворе был припаркован грузовик с откинутым бортом, и мужчины затаскивали в кузов мебель, в основном столы и кровати. А рядом ждал просторный фургон, который, похоже, предназначался для девочек. Клинок предупредил Мэй: не теряй ни минуты! И доказательство его правоты было у Мэй прямо перед глазами. Потяни она время до завтра – даже до сегодняшнего вечера, до возвращения Джастина! – и след племянницы был бы навсегда потерян.

И не только племянницы. Внезапно Мэй вспомнила, что в том видении богиня говорила с ней звучным, теплым голосом, эхом отдающимся в голове. А ведь когда Мэй очнулась в доме Синтии и Джастина, она все забыла!

«Забери девочку, и я укрою тебя от врагов», – изрекла богиня.

«Я должна забрать всех, – возразила Мэй. – Я не могу спасти ее и бросить других на произвол судьбы».

«Но ты не в ответе перед ними», – произнесла богиня.

Однако Мэй решительно ответила:

«Некоторые из них – мои соотечественницы. Они – мои сестры. Так или иначе, но я ответственна за них как женщина. Как человек. Или ты не в состоянии помочь им и потому отказываешься?»

«Ты зря пытаешься сыграть на моем тщеславии, ты поступаешь слишком по-человечески и не сможешь перехитрить меня. Я могу помочь, но при условии, что ты исполнишь обещанное».

«Конечно, – горько отозвалась Мэй. – Джастин предупредил, что боги не бескорыстны. Они всегда требуют платы за свои благодеяния. Чего ты хочешь?»

«Веры, – прозвучал простой и ясный ответ. – Ты охотно веришь своим командирам и начальникам, но когда дело касается личных отношений – прячешься в тень. Если ты хочешь преуспеть, тебе придется принять на веру, что я не оставлю тебя и направлю на нужный путь. Однако ответов на все вопросы у тебя не будет, во всяком случае, поначалу. А теперь прислушайся ко мне, и я верну тебя домой и посрамлю твоих врагов. Согласна?»

Вера… Это много или мало? И то и другое – причем одновременно. Богиня знала, о чем попросить. Но Мэй согласилась и не могла повернуть обратно.

Она долго наблюдала за погрузкой, потом сгустились сумерки, и она почти уже не различала человеческих фигур. Но Мэй уже оценила обстановку. А вон ее «старые приятели», та самая парочка охранников: они время от времени выходили из дома с какими-то поручениями, правда, налегке. Мебель таскали двое рабочих, по видимости, специально нанятых по такому случаю. Пятый мужчина расхаживал вокруг, подгонял подчиненных. Кто-то назвал его Питтсфилдом – сын Карла сказал, что так зовут владельца салона. Мэй почувствовала к нему инстинктивное отвращение. Кроме мужчин во дворе суетилась девушка с отметинами «Каина» – она и впрямь работала, как заведенная. А девочек видно не было – товар, похоже, припрятывали.