— Смутно, — вру я.
Интересно, сколько помнит она? Надеюсь, самую малость.
— Мы с Сэффрон ходили на все их концерты.
— Давно от тебя о ней не слышала, — поспешно откликаюсь я, хватаясь за любую возможность, чтобы перевести разговор в безопасное русло. — Как она? Общаетесь?
— Нет. Причем давно.
— Очень жаль. Она была твоей лучшей подругой.
— Ты ее ненавидела.
— Я полагала, что она плохо на тебя влияет. Сбивает с пути.
— Скорее было наоборот. — Нина чуть заметно ухмыляется, словно вспоминая о чем-то.
Я улыбаюсь ей в ответ, делая вид, что все понимаю, хотя это совсем не так. В тот период жизни она не посвящала меня в свои дела, и копаться в них сейчас я не хочу. Меня до сих пор бросает в дрожь даже от той малости, что стала мне известна.
— Меня ты тоже тогда ненавидела, да? — продолжает Нина. — Ну давай, признайся.
— Конечно, нет. Я не могу тебя ненавидеть, ведь ты моя дочь.
— Даже за то, что я держу тебя взаперти?
— Даже.
— Не верю.
Она пытается втянуть меня в схватку, в которой я не хочу участвовать.
— Ты — моя плоть и кровь. Мне не всегда нравится, как ты поступаешь, но это не умаляет моей любви.
Нина с хрустом разламывает гренок и смотрит на меня, слегка склонив голову. На долю секунды мне кажется, что мои слова растопили лед в ее сердце, и я снова вижу свою доченьку, а не тюремщицу. Как же я скучала по ней…
— А я тебя ненавижу, — бросает она.
Снова я приняла желаемое за действительное.