И тут же вспоминаю, как сама скрывала свою беременность до последнего дня, когда начались схватки. Могла ли мать поступить так же? А ведь это было бы не так уж и трудно: именно тогда мой мир рухнул, погребая меня под своими останками. И тот непонятный случай с антидепрессантами, которых не оказалось в медицинской карте… Неужели мама накачивала меня наркотиками ради того, чтобы скрыть свою беременность?
Я еще раз, более внимательно изучаю свидетельство и замечаю такое, от чего внутри меня разверзается пропасть. Дата рождения Бобби совпадает с той, которую я никогда не забуду. А когда читаю имя, данное ему при рождении, мое сердце замирает, словно я лечу с вершины небоскреба. Дилан Симмондс.
— Дилан? — выдыхаю я.
— Ну да. Имя, данное мне при крещении. И все из-за него с детства звали меня Бобби. Ну, Боб Дилан, ты же понимаешь.
Мы оба ошибались. Бобби не брат мне. Бобби — это Дилан. А Дилан — это мой сын, а не потерянная дочь, по которой я тосковала все эти годы.
Глава 47
Нина
Мой мозг взрывается от злости, растерянности и ликования одновременно. Если это не изощренная, жестокая афера и свидетельство о рождении Бобби не является подделкой, значит, дочери, которую я оплакивала двадцать два года, никогда не существовало. Был сын, и он до сих пор жив. Он не умер, как сказала мне мама. Неужели это правда? И как мне теперь с ней жить?
Я прихожу домой и как можно тише закрываю входную дверь, чтобы не сталкиваться с мамой, пока мысли хоть немного не успокоятся. Но она все слышит и кричит из кухни:
— Это ты, Нина?
— Да, — отвечаю я напряженно.
— Ты сегодня поздно.
— Доставку книг задержали, — вру я.
С кухни доносится звон посуды и шум воды.
— Если хочешь, в мультиварке осталось тушеное мясо. А в холодильнике яблочный десерт — немного просроченный, но вроде нормальный.
Она говорит благодушно и слегка нараспев, будто ничего не произошло. Будто все совершенно нормально. В ее мире — возможно. А вот мой сегодня перевернули с ног на голову. Со мной обращались как с вещью, а я даже не подозревала… И от этого становится так горько и обидно, что я готова резать себе вены, лишь бы унять внутреннюю боль.
Меня бросает в ярость от одного звука ее голоса. И все же я сдерживаюсь. Чтобы вынести приговор, нужны сухие, неопровержимые факты. Нужно вернуться к началу.
Мать появляется в коридоре, вытирая мыльные руки о фартук. Я должна узнать, что скрывается за этим привычным фасадом.
— Что-то случилось? — спрашивает она.