Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре

22
18
20
22
24
26
28
30

1

«По порядку слова прилично нам предложить теперь о подвижниках и страдальцах Христовых; ибо как всякий плод предваряется цветом, так всякому послушанию предшествует уклонение от мира, телом или волею. Двумя сими добродетелями – уклонением от мира и отвержением своей воли – преподобное послушание, как златыми крылами, безленостно входит на небо»[11].

Монотонный голос Авделаи аппетита не прибавлял, да и очередной кулинарный шедевр Софонии выглядел малосъедобно. Но к этому уже все, похоже, действительно привыкли.

Сестры в длинных черных одеждах молча и чинно сидели за столами и вкушали гибрид каши с пюре. По случаю среды трапеза постная – сыра, молока и рыбы нет. На столе немного соленых помидоров и огурцов, морс, вода, хлеб. В небольших синих плошках жареные с чесноком креветки, которые сестры почти не трогают.

Вера попробовала было деликатес и тут же отодвинула плошку обратно: пересолены. У матушки игуменьи на столе пища чуть покрасивее, но, по сути, то же самое, разве что креветки для нее вареные – врач прописал диету.

Спалось накануне плохо, мучали какие-то непонятные кошмары, видимо, естественные после отравления и событий последних дней. Однако это не помешало утром проснуться вовремя, достаточно бодрой, и снова пойти в храм.

После службы Вере удалось встретиться с игуменьей и спокойно поговорить. Собрав волю в кулак, Вера самым искренним и лучезарным голосом попросила у Херувимы прощения, хоть и не чувствовала за собой никакой вины. Игуменья в ответ слегка потеплела и тоже довольно добродушно извинилась, списав все на общую нервозность последних дней, и даже дала себя убедить в важности соблюдения всех необходимых процедур, связанных со внезапной смертью отца Трифона. И, чтобы сгладить неловкую ситуацию, пригласила городскую гостью за свой стол в трапезную.

В конце разговора пришла Виктория и, приободрившись присутствием Веры, выпалила новость о своем уходе из монастыря, попутно раскрыв тайну огней в часовне в довольно бесцеремонных выражениях.

Игуменью это, конечно, совсем не обрадовало. Она наспех попрощалась с Верой, вызвала Викторию к себе и закрылась с ней в кабинете. Уж о чем они там говорили, неизвестно, но, похоже, окончательно разругались: за столом Херувима сидела заметно погрустневшая и осунувшаяся, ела совсем немного. Виктория на обед совсем не пришла.

«…Не преминем, если угодно, изъяснить в этом слове и самый образ воинствования сих мужественных ратников: как они держат щит веры к Богу и своему наставнику, отвращая им всякий помысл неверия и перехождения в другое место; и всегда вознося меч духовный, убивают им всякую собственную волю… будучи одеты в железную броню кротости и терпения, отражают ею всякое оскорбление, уязвление и всякие стрелы; имеют они и шлем спасения – молитвенный покров своего наставника…»[12].

Резко зазвенел колокольчик. Авделая прекратила читать, удивленно глядя на игуменью. Видимо, Херувима позвонила раньше обычного, нарушив привычный распорядок.

– Вот у святых как было все красиво, сестры, а у нас в жизни все не так, – с горечью произнесла игуменья. – Нет доверия «молитвенному покрову наставника». Нет теперь и самого наставника. И помыслы раздирают Христовых овец, бегут из спасительного ковчега, поддаваясь соблазну «перехождения в другое место», и даже более того… Вот и Виктории нашей, как вы уже заметили, нет здесь с нами. Она уходит в мир. Семью хочет создать…

Сестры, конечно, все в курсе. Молчат. Нетрудно догадаться, о чем все думают: уход молодой послушницы приближает гибель монастыря. Старушки просто не потянут и за скотиной ухаживать, и уборкой всех помещений заниматься, да и все остальное делать по мелочи. А скоро лето начнется, помещений много, территория большая. Старец умер – паломников теперь не будет, надежды на постороннюю помощь уже нет.

– Я, конечно, просила ее не торопиться, все взвесить, обдумать… Но… если уже… корни пустила… блудная гордыня… ох…

Голос игуменьи несколько раз дрогнул. Она внезапно побледнела, растерянно и беспомощно посмотрела по сторонам, глаза у нее закатились. Еще чуть-чуть, и игуменья свалилась бы без сознания с кресла на пол, если бы Вера не подскочила и не поддержала ее.

– Дышит! – коротко бросила она в волнении вскочившим с мест сестрам. – Помогите отнести матушку в покои и вызовите доктора!

2

– Ну, как ты там, справляешься? – Бодрость голоса подполковника Ковалевича могла ввести в заблуждение лишь того, кто мало работал с начальником Веры.

– Да ничего хорошего, Иван Яковлевич, спасибо большое. Игуменью вот нашу отвезли только что в больницу.

– Отравление?!