– Боже, – произнес Генри, присаживаясь. – Лори?
– Я все понимаю…
– Да она же знает эту территорию как свои пять пальцев.
– Но и это еще не всё.
Генри приготовился.
– И я не хочу, чтобы об этом знал кто-то еще. Ты меня понял? Я бы и тебе ничего не сказал, если б ты сам не выяснил то, что выяснил… – Суперинтендант глубоко вздохнул. – У нас труп. Женщина. Это не Лори – для нее она слишком мала; но это человек, и я нашел ее в этом здании, в одном из рабочих помещений. Я не говорил об этом ни Педли, ни Джилл, ни Раулю. Полиция уже едет, но я попросил их не слишком шуметь об этом. Я никого не хочу зря беспокоить.
– Я понимаю, почему вы хотите скрыть это от публики, – сказал Генри. Лет десять назад в Йосемити[34] появился серийный убийца, и посещаемость парка резко упала, так что это поставило под угрозу некоторые проекты. Кэньонлендз – парк гораздо более примитивный и удаленный и не такой популярный, как Йосемити. – Но почему не рассказать все нам? Какой в этом смысл?
– Мне нужно время, чтобы решить, что говорить. Я не хочу, чтобы люди ударились в… панику.
– Да никто и не будет паниковать. С кем, по-вашему, вы здесь имеете дело?
– И тем не менее, помалкивай, пока я не разрешу говорить, понятно? Я сам решу, когда наступит время.
С дороги, которая вела в парк, донесся вой полицейских сирен.
Генри встал и, несмотря на всю серьезность обстановки, улыбнулся.
– Успехов, – пожелал он.
Тело было изуродовано до неузнаваемости. Вместе с другими рейнджерами, которые находились на дежурстве, Генри заглядывал за притолоку двери в рабочее помещение. Ему представлялось обнаженное тело мертвой женщины, лежащее на одном из длинных рабочих столов, рядом с потертыми инструментами и артефактами, как какой-нибудь труп, приготовленный к аутопсии. Поэтому он удивился, увидев тело валяющимся рядом с книжными полками. Женщина была одета в выцветшие джинсы и окровавленную футболку, а лицо ее представляло влажную багровую массу, кровь с которой падала на темные царапины на ее шее. Бригада судмедэкспертов работала с телом, исследуя его затянутыми в резиновые перчатки руками, дотрагиваясь до него металлическими кронциркулями и фотографируя с различных углов.
Ее, напомнил он себе. Это женщина, а не бесполое существо.
Женщина не была похожа на сотрудницу парка или на кого-то еще, известного Генри, а короткая беседа с другими наблюдавшими подтвердила, что они так же, как и он сам, ничего не знают о женщине. Самым распространенным было предположение о том, что убил ее кто-то из сотрудников – иначе как труп появился в помещении ночью? Правда, Генри ни на секунду в это не поверил, и, как он знал из своей предыдущей беседы с суперинтендантом, тот тоже был против этой теории. Нет, во всем этом присутствовала изрядная доля вандализма, и Генри легко мог представить себе, как голые близняшки забивают женщину до смерти примитивными инструментами, которыми они разрушили наскальные рисунки, а потом тащат ее труп в здание администрации…
Он переступил с ноги на ногу и попытался плотно сдвинуть ноги, чтобы никто не увидел его появившуюся эрекцию.
Несмотря на дневную жару, ночь была прохладной. Генри, не в силах заснуть, вышел на крыльцо своего жилища и стал смотреть на пустыню, смутно ожидая увидеть две нагие фигуры, сексуально надвигающиеся на него из песка. Он размышлял о разрушенных рисунках. Генри хотелось бы верить, что этот вандализм носил случайный и бесцельный характер, но его мысли постоянно возвращались к близнецам. Где-то в глубине души он знал, что эти две вещи связаны между собой, и он никак не мог отказаться от мысли, что измененные рисунки были неким посланием, которое должно было сказать ему… сообщить ему… о чем? Этого он не знал. У него на этот счет не было ни малейших предположений и, наряду со всем прочим, именно эта непостижимость происходящего доставала его, заставляя его мозг вновь и вновь возвращаться к этому вопросу, и не позволяла заснуть.
Генри посмотрел в сторону других домиков, но ничего, кроме темноты, не увидел. На крыльце дома Лори горел огонь – почему? Он что, выступал в качестве своеобразного маяка, указывающего ей дорогу домой? Если же не считать этой лампы, то дома выглядели заброшенными. Генри отметил про себя иронию того, что единственный дом, выглядящий жилым, принадлежал мертвой женщине.
Мертвой женщине?