Трофимыч набрал на двоих, а что я теперь числюсь в артели охотником-промысловиком и на мою долю дед берет, что положено, все равно взносы по осени вносил за двоих. Все знают, я его внучка.
До зимовки допилили только за двое суток, лодки были слишком перегружены.
Оказывается дед Ерофей озаботился о моем комфорте. Загрузил на лодку бензогенератор японский с запасом топлива к нему и переносной компактный телевизор, чтобы не скучала, даже пуховое одеяло с подушкой на гагачьем меху, не забыл и прочие бытовые мелочи на его взгляд необходимые девушкам.
Когда дед вытащил из рюкзака занавески и смущенно повесил их на окошко избушки, то я тут реально завис и моя челюсть упала, наверное ниже плинтуса. Но я не стал его ругать за лишний груз, ведь для меня старался.
Когда все выгрузили из лодок и разложили по полкам, Трофимыч оттащил грузовую лодку и спрятал ее в затоне. Потом мы с ним разделились. Я взял спиннинг с блеснами и пошел на рыбалку, а дед ушел в тайгу за свежим мясом, как он сказал.
Настроив снасть, я стал кидать блесну и рыба жадно хватала приманку, середина сентября, хищник на зиму в это время нагуливает жир.
Рыба, не переставая клевала, но надо было заканчивать. Скоро вернется усталый охотник и нужно сварить быстренько простенькую уху. Почистил ее и закинув в кастрюлю вариться, занялся засолкой лишней рыбы, которой меня научил дед Ерофей.
Вечером, уже затемно, пришел голодный и усталый охотник. Ничего он не поймал, но сказал, что в этом году зверь нынче будет жирный, кедрового ореха много уродилось.
Иногда мне кажется, это были одни из самых счастливых моментов моей недолгой жизни. Когда вот так размеренно и неторопливо идет течение твоей жизни. А вечерами, мы сидя с Трофимычем у костра рядом с избушкой пили чай из закопченного чайника, настоянного на чаге, березовом грибе.
Всю зиму мы добывали соболя, харзу и белку и я ловко научился стрелять из купленного спортивного лука, даже добывал им зайца и глухаря.
— Баловство это — качал головой старый охотник — вот то ли дело ружье.
И мы с ним начинали извечный спор и мой самый главный аргумент был, а вот кончатся, дед, у тебя патроны, что тогда будешь делать?
— О, завела шарманку! — начинал ворчать дед. Но ворчал как-то незлобливо, лишь для порядка. А я все не мог ему сказать, что по окончании зимнего сезона мне опять надо в тайгу, т. е. не в тайгу, а в тундру, шаманку искать. Я же ведь так и не решился ему рассказать о себе, и о старой колдунье, боясь быть не понятым.
Но все равно, рано или поздно надо было это сделать. Я чувствовал себя не в своей тарелке, как будто обманываю очень близкого человека, а таковым для себя я и считал деда Ерофея. Поэтому как только мы в конце апреля приплыли с заимки, я как-то вечером улучил момент и как на духу все написал ему на своем блокноте.
Он сначала не поверил, но я встал перед ним на колени и трижды перекрестился.
Он молча стал собирать меня в дорогу. Натаскал в лодку разных припасов и запасные канистры с бензином.
— К зиме-то хоть поспеешь? Я буду ждать тебя, дочка! — и сгорбившись пошел с пристани в деревню, ни разу не обернувшись.
Я вздохнул и молча заведя вихрь, направил лодку на середину реки. Мой путь лежал вниз к устью Енисея, на берег безымянного озера, где каждое лето ставит свой чум шаманка.
Над тайгой поднималось белесое марево из тумана, проглатывая силуэты низкорослой березы и кустарников. Трое суток я добирался до устья Енисея и спрятав лодку пешком пошел по тундре, сверяясь с компасом и ища место, где мы встретились с шаманкой.
Теперь я был уже не тот мажор, что впервые увидел тайгу и тундру. И меня не пугала суровая природа севера. Я многому за это время научился и теперь не пропаду в тундре от голода или жажды.
ebooksa