– Запретив сложные машины – машины, которые мы создали ради блага человечества, – мы отказываемся от прогресса, достигнутого человечеством в ходе истории, и вынуждены возвратиться к практике рабства. Из-за того, что мы отворачиваемся от машин, способных выполнять важные функции, людей забирают из их домов, отрывают от семей, заковывают в наручники, бьют и заставляют заниматься ручной работой, которую могли бы выполнять машины. Многие люди заняты тяжелым и опасным трудом, просто потому что мы отказались от мыслящих машин. Разве это нравственно или разумно? Можно утверждать, что яростные буддисламские восстания против работорговцев-людей на Поритрине столь же оправданны и необходимы, как джихад против мыслящих машин.
Алиса резко замотала головой.
– О нет, это совершенно другое дело. Буддисламисты отказываются сражаться на нашей стороне.
Гилберт принял опрометчивый ответ и набрал в грудь побольше воздуха.
– Различия в мировоззрении – не повод для порабощения.
Последовала неловкая пауза, потому что многие студенты прилетели с планет, где практиковалось рабство.
Когда Алиса стала опровергать его высказывание, Гилберт заметил, что обычно уверенная в себе молодая женщина говорит нерешительно и повторяет уже сказанное. У нее заканчивались аргументы. Это давало ему надежду. Если он сможет постепенно переубедить кандидатов в ментаты из числа батлерианцев, возможно, больше людей вновь обретет здравый смысл.
Но внезапно несколько учеников стали возражать. Они уже ничего не слушали и пытались перекричать его.
– Прошу вас! – Гилберт поднял руки, призывая к спокойствию. Возможно, он зашел слишком далеко. – Это всего лишь упражнение, учебное упражнение.
Он улыбнулся, но не встретил дружелюбия, на которое надеялся. Вместо этого он оказался вовлеченным в яростный спор с учениками, в который Алиса не могла вставить ни слова.
Как ни парадоксально, Гилберт выигрывал спор, но одновременно терял контроль над ним – и над аудиторией. Осматривая помещение, он, к своему разочарованию, заметил, что большинство учеников разгорячены и недовольны. Даже те, кто раньше соглашался с его логикой, теперь боялись выдать себя, опасаясь мести батлерианцев.
Некоторые покинули свои места и вышли. В дверях один из них обернулся и крикнул в стороны сцены:
– Апологет машин!
Занятие переросло в хаос.
Взволнованный и встревоженный Гилберт отправился к себе в кабинет, запер дверь и достал из тайника память Эразма, но не почувствовал облегчения, держа в руках пульсирующую сферу.
– Думаю, я допустил ошибку.
– Замечательное представление и очень поучительное. Однако мне любопытно. Ты знал, что в аудитории есть сочувствующие батлерианцам. Они хотели не участия в дискуссии, а только подтверждения своих верований. Ты, ментат, должен был предвидеть возможное действие своих слов на таких слушателей.
Гилберт понурил голову.
– Я был непростительно наивен. Я просто представлял логические доводы – так, как мы с тобой всегда делали в дебатах.
– Да, но другие не настолько разумны.