Некоторое время мы рассматривали коробку. Я продлил паузу, разглаживая перчатки на руках. Я бы дорого дал за то, чтобы оказаться сейчас на факультете права и волноваться лишь об экзамене по римскому праву.
Хенрехен откашлялся и с нескрываемым удовольствием объявил:
— Вам и карты в руки!
II
Длина коробки составляла десять сантиметров, ширина — пять, толщина — три. Слово «комиссару» было вырезано из заголовка какой-то статьи в «Нью-Йорк таймс». Отправили посылку вчера, в пять вечера, с Центрального вокзала.
Коробка была завернута в обычную темную оберточную бумагу и перевязана белой бечевкой. Я внимательно обследовал узел.
— У комиссара есть и другие дела, — сказал Хенрехен. — Что вы там ищете?
— Адрес отправителя, — ответил я.
— Если инспектору Санчесу поручено это дело, — сказал комиссар, — то я думаю, нужно позволить ему делать все, что он сочтет нужным.
Я почувствовал себя гораздо уверенней.
— Господин комиссар, — спросил я, — узел на первой посылке был таким же?
Комиссар, к сожалению, этого не помнил. Да и слаб он был по части узлов.
Узел, которым была завязана бечевка, имел одну особенность: чем больше на него нагрузка, тем крепче он затягивается, но в то же время его можно легко развязать. Я развязал его без труда.
Я отложил бечевку в сторону. Упаковка была выполнена с мастерством опытного продавца — ни сантиметра лишней бумаги. Нужный кусок, видимо, отрезали от рулона ножницами.
Человек, упаковавший посылку, обладал врожденной аккуратностью.
Собравшись с духом, я приподнял крышку. На окровавленном кусочке ваты покоился женский безымянный палец. У основания он был охвачен широким золотым кольцом.
— Господи! — воскликнул Хенрехен.
Комиссар слегка позеленел и отвернулся к окну, подтвердив тем самым истину, что карьеру нужно начинать с низшей ступени.
— Думаю, не стоит пока извещать прессу об этом деле, — сказал комиссар. — Вы все еще полагаете, что это шутка?
— Нет, — ответил Хенрехен.