Разбитые острова

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что именно, босс?

Джезе не нравился Малум, хотя она и сама не понимала, чем именно. Но зато она решила, что ей нравятся его деньги, и если клиент платит, то нельзя же ему отказать просто потому, что он какой-то странный. В конце концов, в городе полным-полно придурков.

И все-таки что-то в нем ее нервировало – не отсутствие галантности, нет, этого у него как раз было хоть отбавляй; и вообще, он был обаятелен. И не аура таинственности, которая окружала его, – опять же, мало ли в Виллирене людей с секретами? Нет, дело заключалось, скорее, в самой его природе, как будто он каждую минуту был занят тем, что подавлял в себе нечто. Сдерживал то, что каждую минуту готово было вырваться из его нутра наружу. Вот этот невыраженный потенциал и наводил страх на Джезу.

Получив сообщение Малума, она прямо глаза вытаращила, увидев, сколько денег он предлагает. Все, что от нее требовалось взамен, – это лишь довести до конца один приостановленный процесс, а таких у них было много. Так что это, скорее, он оказывал ей услугу, давая повод избавиться от застарелого хлама, которому нелегко было придумать применение. Но что ребята подумают? Малум просил у нее самую причудливую тварь из их коллекции. Это бы еще ничего, но почему-то теперь, стоя одна на улице и поджидая, когда он появится, она чувствовала себя замаранной. В предложенной сделке ей чудилось нечто противозаконное, и она уже раскаивалась, что согласилась, как будто участие в ней означало проституирование таланта всех ее друзей.

«Бизнес есть бизнес, – уговаривала себя Джеза. – Привыкай, если хочешь когда-нибудь построить по-настоящему большое предприятие».

И она продолжала ждать, но что-то все грызло ее изнутри. Почему, к примеру, она никому не сказала, что собирается избавиться от никчемных гротесков? Что это, чувство вины?

Она стояла на углу Фактории-54, остальные ушли за едой в город. Неподалеку, у одного из многочисленных черных ходов фактории, на земле ждал ящик с гротеском, который так и не смог зацепиться за жизнь.

Когда умер первый, все очень огорчились. Еще бы. Во второй раз все прошло уже легче. Ребята решили, что их главное занятие – создавать жизнь. А где жизнь, там и смерть, иначе и быть не может. В третий и четвертый раз никто уже и глазом не моргнул, когда образцы умирали: главное – поддерживать в них жизнь так долго, как только возможно, но, какие бы размеры они ни придавали искусственным тварям, те все равно умирали очень быстро.

Все, кроме этого, он продержался дольше остальных.

Наконец она заметила в дальнем конце улицы какое-то движение. К ней приближалась запряженная лошадью повозка, в которой сидел человек в трехрогой шляпе, надвинутой на глаза, и непромокаемом камзоле с воротником, прикрывающим седоку уголки рта.

Лошадь подошла и стала рядом с ней. Возница кивнул и соскочил на землю; вдруг из повозки выскочили еще четверо мужчин – их она сначала не заметила, – одетых так же, как первый, и загремели подкованными сапогами по мостовой.

Выстроившись в ряд, они подошли к ней. От страха Джезе изменил голос, и она едва могла проговорить:

– Это ты, Малум?

– Я, детка, – отвечал Малум. – Ты приготовила нам, что обещала?

– Конечно. – И она кивнула в сторону ящика. Возможно, все дело было в холоде, но она отчего-то задрожала, когда он прошел мимо нее с ломом в руке.

Подойдя к ящику, Малум приоткрыл крышку, заглянул внутрь и кивнул, довольный. Потом посмотрел на нее, и она, к своему удивлению, обнаружила, что понимает его куда лучше, чем прежде. Теперь она ясно видела, что он опасен, и ей стало страшно. Он перевел взгляд на своих подручных, которые стояли у нее за спиной, и сказал:

– Все в порядке. Отдайте девочке деньги, и будем забирать.

Затем он сделал шаг к Джезе и, улыбнувшись ей какой-то противоестественной улыбкой, заговорил:

– Возможно, ты… гм… услышишь кое-что странное об этой штуке. Так вот, мне бы хотелось, чтобы ты молчала, если это произойдет. Поэтому, если кто-нибудь придет и начнет задавать вопросы, молчи – это часть сделки.

– Ну, что бы вы с ним теперь ни делали, меня это больше не касается, – сказала она и натужно рассмеялась. Ей пришлось употребить всю силу воли, чтобы удержаться от вопроса, что они собираются делать с трупом ее гротеска.