Дюна: Дом Харконненов,

22
18
20
22
24
26
28
30

Мать не желала сдаваться, но Раббан, не обращая на нее внимания, вырвал малыша из ее онемевших рук, и она не стала сопротивляться – из страха, что Раббан устроит здесь такую же бойню, какую он устроил в Бифрост Эйри.

Она не могла вынести саму мысль о том, что может лишиться ребенка. Эмми едва не задохнулась, издав приглушенный стон, и пошатнулась, словно порвалась невидимая цепь, которая, как якорем, связывала ее с землей и с жизнью. Ребенок закричал, увидев широкое каменное лицо своего старшего брата.

– Ты не можешь этого сделать! – крикнул Абульурд, который так и не решился сделать попытку прорваться сквозь цепь вооруженных людей. – Я планетарный правитель и опротестую ваши действия в Ландсрааде.

– У тебя вообще нет никаких законных прав. Мы не стали опротестовывать твой титул планетарного правителя, но ты отказался от имени Харконненов и сразу и навсегда лишился вообще всех прав. – Раббан держал плачущего ребенка на вытянутых руках, не зная, что делать со своим маленьким братом. Пергаментный свиток так и остался лежать на полу. – Ты просто ничто, отец. Самое настоящее ничто.

Продолжая крепко держать ребенка, он направился к дымящимся остаткам двери. Абульурд и Эмми, обезумевшие от горя, начали что-то кричать ему вслед. Солдаты обернулись и направили на них стволы ружей.

– О нет, не надо больше никого убивать, – сказал им Раббан. – Уезжая, я хочу слышать, как они плачут.

Гвардейцы спустились на пристань и погрузились в бронированные лодки. Абульурд, обняв Эмми за плечи, качал ее из стороны в сторону, словно баюкая, и они оба поддерживали друг друга, как стволы двух рухнувших под напором урагана деревьев. Лица их покрылись слезами, глаза расширились и остекленели. Слуги стонали от бессильного гнева.

Военные суда Раббана, уходя, пересекли воды Тула-Фьорда. Абульурд испустил сдавленный стон, потеряв способность дышать. Эмми дрожала в его объятиях, а он, стараясь успокоить ее, чувствовал себя беспомощным, раздавленным и униженным. Она смотрела на свои раскрытые мозолистые ладони, словно надеясь увидеть в них свое дитя.

Издалека, понимая, что это всего лишь галлюцинация, Абульурд явственно услышал, как плачет его сын, заглушая рев моторов выходящих из фьорда судов.

Никогда не води дружбы с человеком, с которым не хочешь умереть.

Фрименская пословица

На базе контрабандистов, расположенной на южном полюсе Дюны, Лиета Кинеса, вернувшегося с Салусы Секундус, ожидал верный друг Варрик.

– Посмотри на себя! – со смехом воскликнул долговязый фримен. Откинув назад капюшон, Варрик бросился навстречу Лиету по гремящему гравию, которым было покрыто дно секретного ущелья. Он обнял друга, немилосердно хлопая его по спине.

– Ты ожирел от воды и стал… чистым. – Варрик с неудовольствием потянул носом воздух. – Не вижу следов защитного костюма. Ты смыл с себя все следы пустыни?

– Пустыня навсегда останется у меня в крови. – Лиет тоже обнял друга. – А ты… ты возмужал.

– Счастье семейной жизни, дружище. У нас с Фарулой родился сын, и мы назвали его Лиет-чих, в твою честь. – Он ударил кулаком по своей раскрытой ладони. – И я продолжал воевать с Харконненами, пока ты нежился среди чужестранцев.

Сын. Лиет почувствовал укол грусти, но она быстро прошла, уступив место радости за друга и благодарности за выбор имени.

Между тем контрабандисты без лишней суеты и разговоров приступили к разгрузке. Обычного оживления как не бывало, люди вели себя тихо, лица их были мрачны и сосредоточены. Все были расстроены тем, что Доминик Верниус не прибыл с ними на Арракис. Выгрузкой материалов, доставленных с Салусы Секундус, распоряжались Иодам и Асуйо. Гурни Халлек остался руководить работами на Салусе.

Варрик жил на антарктической базе уже пять дней, ел хлеб контрабандистов и рассказывал им, как надо выживать в пустынях Дюны.

– Думаю, что они никогда этому не научатся, – фыркнув, шепнул он Лиету. – Сколько бы они здесь ни прожили, они все равно останутся пришельцами.

Пока они шли по главному туннелю, Варрик рассказывал о своих новостях. Два раза подряд он возил меланжевые подношения Рондо Туэку и всякий раз пытался выведать, когда вернется его друг. Какой долгой казалась ему разлука.