– Только не это!
Они отвезли меня в Денверский международный аэропорт, и Дженни поцеловала меня на прощание.
Одиннадцатичасовым рейсом я вылетел в Лос-Анджелес.
11
На следующий вечер, 3 декабря 1970 года, такси высадило меня в квартале от дома Майлза. Я не помнил точно, в каком часу приезжал сюда в прошлый раз, поэтому подъехал заблаговременно. Когда я подошел к дому, уже темнело, но у тротуара стояла только его машина. Поэтому я вернулся на сотню ярдов назад, выбрал место, откуда хорошо просматривался кусок тротуара перед домом, и стал ждать.
Две сигареты спустя подъехала другая машина и остановилась. Фары погасли. Я подождал еще несколько минут и поторопился к ней. Это была моя собственная машина.
Ключей от нее у меня не было, да они и не потребовались бы. Поскольку голова моя всегда была занята решением какой-нибудь инженерной проблемы, я давно выработал привычку хранить запасной комплект ключей в багажнике. Вот и теперь я достал их оттуда и залез в кабину. Машина стояла на полого спускавшемся участке дороги; я снял ее с ручного тормоза и, не зажигая фар и не включая зажигания, позволил ей катиться до угла и, только повернув, запустил двигатель и подъехал к переулку позади дома Майлза, как раз напротив дверей его гаража.
Гараж был закрыт. Я заглянул в грязное окно и различил что-то покрытое куском брезента. По знакомым очертаниям я сразу определил, что это мой старый друг «Феноменальный Фрэнк».
Гаражная дверь не способна противостоять человеку, вооруженному решимостью и монтировкой. Во всяком случае, не в Южной Калифорнии 1970 года. Так что через считаные секунды я уже проник внутрь. Сначала я убедился, что записи и чертежи находятся там, где я и предполагал, – в ящике для инструментов. Я перенес их оттуда в машину и бросил прямо на пол. Затем принялся за «Фрэнка». Никто лучше меня не знал его конструкции, да к тому же мне было наплевать на сохранность составных частей; это сильно ускорило процесс. Но тем не менее провозиться мне пришлось около часа.
Я едва успел затолкать в багажник остатки «Фрэнка» – шасси от кресла на колесах и прикрыть крышку, насколько это было возможно, как услышал вой Пита. Ругая себя за то, что так долго возился с «Фрэнком», я обошел гараж и поспешил на задний двор. Представление началось.
Я дал себе слово, что на этот раз не упущу ни секунды и порадуюсь триумфу Пита. Но я не мог ничего увидеть. Хотя задняя дверь была открыта и свет струился через сетку, которая закрывала проем, я не видел, что происходит внутри. Я только слышал топот, грохот падавшей мебели, леденивший кровь боевой клич Пита и визг Белл. Тогда я подкрался к решетке, надеясь хоть одним глазком взглянуть на кровавую бойню. Проклятая решетка была заперта на крючок! Это было единственное, что я не учел в своем плане. Я лихорадочно стал шарить в карманах, нашел перочинный нож, сломал ноготь, пока открывал его, потом просунул лезвие в щель и откинул крючок. Едва я успел убрать нож, как Пит, словно каскадер-мотоциклист, таранящий забор, вдарил изнутри по решетке.
Я перелетел через розовый куст. Сомневаюсь, что Майлз и Белл пытались преследовать Пита, – я бы на их месте не рискнул. Но я постарался спрятаться за кустом, чтобы меня не заметили. Спустя некоторое время я поднялся на ноги, постоял немного и двинулся вокруг дома, подальше от открытой двери, из которой свет падал во двор. Теперь надо было подождать, пока Пит успокоится; только тогда его можно будет взять на руки – я-то знаю кошачьи повадки.
Каждый раз, когда он проходил мимо, чтобы подойти к двери и объявить им свой утробный вызов, я ласково подзывал его:
– Пит! Иди сюда, Пит. Успокойся, мой мальчик, все в порядке.
Он знал, что я здесь, но не обращал на меня внимания, лишь дважды взглянул в мою сторону – и все. Кошки никогда не делают несколько дел сразу; он был теперь очень занят, и у него не было времени любезничать со мной. Но я был уверен, что он подойдет ко мне, как только поостынет.
Пока я ждал Пита, сидя на корточках, из дома послышался шум воды – они ушли в ванную смывать кровь, оставив меня в гостиной. Тут мне в голову пришла жуткая мысль: а что произойдет, если проникнуть в дом и перерезать горло своему беспомощному телу? Но я прогнал эту мысль прочь: не настолько я любопытен, да и самоубийство может стать заключительным экспериментом, даже если обстоятельства его весьма любопытны с математической точки зрения.
И я могу не узнать его результатов.
Кроме того, я вообще не хотел входить в этот дом. Я мог столкнуться с Майлзом – а покойник в моем положении был бы ни к чему.
Наконец Пит остановился передо мной, не дойдя фута три-четыре.
– Мррроуфр? – сказал он, подразумевая: «Давай-ка вернемся и очистим от них помещение. Ты ударишь сверху, я – снизу».