Тот самый остров

22
18
20
22
24
26
28
30

Но коротковолновую радиосвязь мы всё же настроили. Приём отвратительный, ужасные помехи. Фон Рёйдлих велел продолжать отправлять радиограммы о погоде. Отправил: мы якобы где-то в квадрате АЕ 8367. Квитанции нет. Получили её в штабе или не получили? Не терпится услышать объяснения капитана, но он упорно молчит, словно заразился немотой у своего первого помощника.

Оказывается, в зенитный перископ тоже видно горизонт! Надо же... Не такие уж мы и слепые, как выяснилось. Другое дело, что от того страшного удара там где-то сдвинулись призмы, поэтому изображение получается кривое и косое, как ни пытались исправить. И в торпедную атаку под ним не выйдешь — в отличие от сломанного боевого перископа, он не сопряжён со счётно-решающим механизмом торпедной стрельбы. В принципе, можно и без механизма, но для этого нужно рассчитать торпедный треугольник на бумаге. Герхард уже в сотый раз пообещал научить рассчитывать торпедные треугольники и вычислять гироскопический угол.

— Да там всё просто, Гейнц. Графическая задача. Карандаш, линейка... Торпеда и цель должны встретиться. Курсы, скорости, синусы-косинусы... векторная алгебра и немножко тригонометрии, как в школе. Ничего сложного, к тому же прибор сам всё это рассчитывает... Зачем оно тебе нужно? Хочешь стать старшим боцманом или первым вахтенным офицером?

Да нет, пока не хочу. Зачем, зачем... я и сам не знаю. Просто интересно, и всё.

8/IX-1944

Для штаба мы проходим между Исландией и Фарерами, АЕ 8553. На самом деле где-то очень далеко по левому борту Бискайский залив и Испания. В 13.20 на правой скуле из тумана показалась шхуна с убранными парусами, которая нахально тарахтела двигателем и шла курсом наперерез. На ней словно знали, что мы остались без артиллерии, а тратить на неё торпеду никто не станет. Шхуна пересекла наш курс в полутора кабельтовых, с её палубы на нас глазели. Флага на ней не было. Да и чёрт с ними, как сказал капитан, лишь бы самолёты не вызвали.

Туман рассосался. Наконец-то полностью зарядили батарею. И вовремя: на горизонте показались дымы. Похоже, идёт крупный конвой или эскадра. Змей погрузил лодку на сорок метров, отвернул вправо и сбавил ход: атаковать не имеет смысла — в надводном положении нас тут же изрешетят из пушек, ещё и авиацию наведут, а боевой перископ по-прежнему торчит над рубкой, словно коромысло.

18.20. Вот оно что! Оказалось, мы не атаковали конвой совсем по иной причине. По той же самой, по которой мы не будем прорываться в Лориан или Бордо. Капитан собрал всех свободных от вахты (насколько смогли вместиться в командном посту и смежных отсеках) и выдал примерно такую речь:

— Слушайте меня внимательно, ребята. Мы в открытом океане. На вашем счету как минимум один потопленный транспорт, а может, и больше. Но главное другое. По моей команде наши радисты передадут Льву радиограмму, которую радист Биндач сейчас зачтёт вслух.

Я произнёс текст, который к этому времени уже выучил наизусть. Экипаж ахнул.

— Эту радиограмму, Гейнц, после передачи можете оставить себе на память. Так что, друзья, с некоторого времени мы с вами станем покойниками. И неважно, примут её в штабе папаши Дёница или нет. Нас всё равно никто не будет искать, нас будут только оплакивать. Для всех мы пропадём в океане, как пропал экипаж Гюнтера Прина. Но, как вы сами видите, подводная лодка U-925 жива, продолжает следовать своим курсом. Экипаж будущих мертвецов также неплохо себя чувствует и через полчаса будет ужинать с хорошим красным вином.

Девятнадцатилетний Эрнст Хассе по прозвищу Непочатый громко всхлипнул, и все посмотрели на него.

— Йоханн, будьте так добры, вытрите ему сопельки, — жёстко сказал Змей старшему дизелисту. — Юноша, хотелось бы заметить, что вы не в яслях, а в Атлантическом океане на борту германской подводной лодки. Разрешите продолжить? Премного вам благодарен. Итак, мы не пойдём ни в Лориан, ни в Ля-Рошель, ни в Сен-Назер… ни в какую другую базу Европы. Там уже везде враг, и если что-то им ещё не захвачено, то, увы, будет захвачено в ближайшее время. Мы идём в Вест-Индию. Задание, которое поручено мне, и из-за которого я сменил капитана Кноке и первого вахтенного офицера Мюнке, имеет чрезвычайную важность и высокую секретность. Поэтому мы больше не будем топить никого. Эта драка с конвоем, из-за которой мы чуть не пошли на дно и остались без перископа, была случайной. Мы вывернулись, уползли, словно змеи…

Тут первый помощник Фогель усмехнулся краем рта, а за ним, несмотря на драматичность ситуации, прыснуло ещё несколько человек — капитан ведь не знал своего прозвища (или прикидывался, что не знает, ведь внутри подводной лодки трудно что-то утаить). Змей сделал вид, что не заметил хихиканья, и продолжил:

— …а сказать по правде, я просто не удержался от залпа. Ведь нас всё равно обнаружили и атаковали. Каюсь, захотелось разок стрельнуть, прежде чем смываться… В общем, мы идём на секретную базу, расположенную у Малых Антильских островов. Их ещё называют Наветренными островами; не думаю, что вам там не понравится. Это задание я получил лично от нашего Льва, гросс-адмирала Дёница, и пусть вас не удивляет, что я прилюдно называю его папашей. У меня, видите ли, есть для этого кое-какие персональные основания. И верю я только ему, а ещё я верю вам, потому что мы — один экипаж. Лодку, которая доставила меня и капитан-лейтенанта Фогеля, наш старший радист Биндач назвал «Летучим голландцем», назвал наобум, но попал в точку, сам того не зная. Так вот: мы тоже станем лодкой-призраком, однако мне всё же гораздо приятнее командовать кораблём с живыми людьми. Конечно, нас вычеркнут из состава Кригсмарине, ну и пусть. Как вам нравится название «Золотая рыбка»? Наш груз в виде двух серых цилиндров, которые лежат на запасных «угрях», просто не имеет цены, а ещё мы довольно неплохо плаваем — согласитесь, нас не так-то просто поймать и съесть. Если вы не против, нарисуем на остатках нашей рубки соответствующую эмблему, и плевать на то, что их запретили.

Все напряжённо молчали, ожидая, что он скажет дальше.

— Далее. Вас, несомненно, интересует моя личность, а также личность первого вахтенного офицера. Так вот: считайте, что у меня вообще нет никакого прошлого до той минуты, когда я взошёл на палубу U-925, и у капитан-лейтенанта Фогеля тоже. Какая вам разница, где и как мы плавали до вас, если у вас нет к нам претензий. Или есть? Прошу высказать, не надо стесняться, мы с вами не блаженные монашки. А?

Что да, то да. Претензий к фон Рёйдлиху, как и к Фогелю, ни у кого не было — если, конечно, не считать этой странной секретности. Моряки они оказались отменные. Пожалуй, даже лучше, чем Кноке и Мюнке (вот интересно, где они сейчас?).

Выдержав паузу, капитан ухмыльнулся:

– Ну, раз претензий нет, то и разговоры на эту тему будем считать излишними. Вопросы имеются?