Дуайт встал, решив проверить винтовку и пистолеты. Откладывать не стоило, хотя и так вроде бы все в порядке. Но желание поговорить неожиданно пропало у всех.
Он вышел за перегородку жилого корпуса, поискал глазами что-то для оружия. Ящики? Да, точно, накрытые брезентами патронные ящики, сложенные и расставленные аккуратными прямоугольниками. То, что надо.
«Упокоитель», мягко лязгнув карабинами ремней, лег на серую плотную ткань. Оба «кольта» Дуайт просто отстегнул вместе с кобурами.
Масленку, мягкую чистую ткань и ершики он решил взять в «Кугуаре». А когда вернулся, Моррис с крайне деловым видом разбирал его оружие. Его любимые «миротворцы». А вот Мойры он не увидел.
– Ты чего делаешь?
Моррис затянулся и, хитро прищурившись, посмотрел на него. Если, конечно, не прищурился из-за дыма.
– Не хочу спать. Давай мне масло и все остальное.
– Да не надо, я…
– Давай, говорю, – перебил Моррис и забрал у Дуайта укладку, – и чеши в самую дальнюю комнатку этой казармы. Подсказываю, что там находится душ.
Дуайт непонимающе посмотрел на него.
– Дуайт, – протянула Мойра, подкравшаяся практически незаметно, – всегда мечтала почистить вон тот твой «кольт».
– А мне идти в душевую?
– Ты просто умничка, милашка Дуайт, – усмехнулась Мойра, – нет, ты и правда иногда как ребенок. И что она в тебе нашла, скажи мне? Красавица, умница, аристократка, офицер… и ты. Здоровенный юный духом дикарь. Да еще и язычник в придачу.
Он понял, наконец-то. И пошел на чуть деревянных ногах в ту самую казарму. Навстречу вышел командор и двинул к «Ориону». Видно, никому не хотелось спать.
Душевую можно было отыскать с завязанными глазами. По звуку бьющих струй воды. По наполнившему коридор аромату свежего туалетного мыла. И по запаху Изабель. Он вился тонкой ноткой под потолком, спускался и окутывал Дуайта. Терпкий, чуть горьковатый и сладкий одновременно. Запах женщины. Его, Дуайта, единственной любимой женщины.
Пар заполнил раздевалку даже через узкую щель из-под двери в саму душевую. Ее вещи, как всегда аккуратно сложенные, хранили ее запах, растворявшийся в водяных каплях. Дуайт вздохнул и начал раздеваться.
Дверь чуть слышно скрипнула, когда он входил. Шумящая вода затихла и совсем пропала. Здесь, в узкой кабинке, выложенной плиткой, пар висел густым киселем. Но Дуайт видел ее, стоявшую спиной посреди лениво оседающих белых облаков.
Черные и блестящие змеи мокрых волос, перекинутые через плечо. Ее сильные плечи, шрам на правом от ножа мародера и наращенная кожа на левом. Он смотрел на смуглую спину, блестящую от капель воды. Сверкающие крохотные жемчужинки скатывались по ровной ложбинке, ползли по черно-зеленому с красными перьями телу двухголового юкатанского змея. Одна голова, ехидно прищурившись, наблюдала за Дуайтом. Вторая, он знал это как никто другой, довольно охватывала языком ее левую грудь.
Дуайт выдохнул, замерев и впитывая ее красоту. Ее мускулистые сильные бедра, выпуклые мышцы икр, напряженные тонкие лодыжки и круглые пятки. Гладкую блестящую кожу без единого волоска. Он смотрел на вязь сине-черных, с белой каймой, лиан, охватывающих ее колени от ступней и поднимающихся до середины правого бедра. Его всегда удивляли тату у нее, женщины-аристократки, выросшей в семье, чьи предки высадились в Вест-Индии одновременно с конкистадорами Кортеса.
Она повернулась, чуть наклонив голову. Дуайт подошел и встал на колени. Перед ней, перед его собственной языческой богиней, единственной, что могла видеть Дуайта Токомару стоящим на коленях.