– Потому что оба мы – люди терпеливые. Видишь, – он указал на родовой герб, – «Я буду отстаивать!». Не особо эффектный девиз, да и не дело королю гнаться за эффектом. Дело короля – защищать, не отступать, держать удар. По Конституции не мое собачье дело, останешься ты премьером или нет. Однако единство Империи – мое дело. Думаю, если с марсианским вопросом не выгорит сразу после выборов, есть смысл выждать, поскольку другие твои шаги окажутся очень популярны. Доберешь голосов на дополнительных выборах, придешь и скажешь: «Виллем, теперь ты можешь добавить к своим титулам „император Марса“». Так что не спеши.
– Подумаю, – осторожно заметил я.
– Подумай. А с высылкой что?
– Высылку мы упраздним сразу после выборов, а приостановим сразу.
Отвечая так, я не рисковал: Бонфорт всей душой ненавидел нынешнюю пенитенциарную систему.
– Ох, поклюют тебя за это!
– Могут. Ну и пусть их – большинство мы наберем!
– Рад, что ты не меняешь убеждений, Джозеф. Мне тоже неприятно видеть стяг Оранских на каторжных транспортах. Ну а свобода торговли?
– После выборов – да.
– А казну за счет чего собираешься пополнять?
– По нашим прикидкам, торговля и производство вырастут так быстро, что другие доходы скомпенсируют отказ от таможенных пошлин.
– А если не произойдет подъема?
На это у меня заготовленного ответа не было, в экономике я ничего не смыслил, так что широко улыбнулся:
– Виллем, об этом мне надо серьезно подумать. Однако вся программа Партии Экспансионистов основана на убеждении, что свобода торговли, свобода перемещений, всеобщее равенство, общее гражданство и минимум имперских ограничений благо не только для подданных Империи, но для самой Империи! Понадобятся деньги – найдем, но не дробя Империю на крохотные провинции!
Все это, кроме первой фразы, принадлежало Бонфорту, я лишь слегка адаптировал его слова к обстановке.
– Ладно-ладно, это ты избирателям рассказывай, – буркнул Виллем. – Я только спросил. – Он снова взял со стола список. – Так ты уверен, что здесь все на своих местах?
Я потянулся за листом, он передал список мне. Черт, ясно было, что император настолько прямо, насколько позволяет ему Конституция, дает понять, что Браун, по его мнению, не годится. Но, клянусь всем запасом угля в пекле, не мне менять что-либо в списке, составленном Роджем и Биллом!
С другой стороны,
Мне ужасно захотелось сбегать и спросить у Пенни, что она думает Брауне.
Я взял со стола Виллема ручку, вычеркнул из списка Брауна и печатными буквами – имитировать почерк Бонфорта я все еще не рисковал – вписал: «де ла Торре». Император сказал просто: