Террористам – а дети и были террористами – надо было только оттащить в сторону грузовик, перегородивший дорогу… жандармы с той стороны были уже мертвы. Но они убили водителя и не могли найти ключи…
Сейчас пацаны уже вскрыли тайник в автобусе и спешно доставали свое оружие. Пистолеты-пулеметы со скорострельностью пятнадцать выстрелов в секунду. Они были достаточно легкими, устойчивыми при стрельбе и не давали такой отдачи, как «калашниковы». И в отличие от «АК» на близком расстоянии не ранили, а убивали наповал. Техники Исламского государства выбрали для своих «львят» именно это оружие – местные копии МР5 К. К ним подобрали полицейские патроны, запрещенные Гаагской конвенцией, но разрешенные для полицейских операций, почти разрывные…
– Такбир! – крикнул кто-то.
– Аллаху Акбар! – отозвались в разных местах.
В десятке машин от начала очереди, от шлагбаумов и автобуса, стоял большой американский пикап, используемый тут как легкий грузовик. Я перебежал к нему, там стоял Ваха, он целился стоя, но не стрелял. Я хлопнул его по плечу, чтобы он знал, что сзади свой, встал за ним. Чеченцы перебегали за машинами, выбирая позиции, но это было не так просто. Три полосы в одном направлении, минус пустая выделенка для автобусов – две. Не так много позиций для стрельбы.
Я никак не мог понять, почему ни Ваха, ни другие чеченцы не стреляют. У меня на винтовке помимо коллиматора была тактическая лупа-увеличитель, можно было работать как с оптическим прицелом малой кратности. Я перекинул ее в боевое положение, прицелился с плеча Вахи – мне надо было видеть, что там происходит.
И я увидел. Автобус стоял кормой к нам – большой, двухпалубный, междугородный. Снизу люки багажного отделения были открыты настежь, и там кто-то суетился… я сначала не понял, что происходит вообще. Мелькнула мысль – это вообще кто, почему они такие мелкие… даже сирийцы пусть в среднем немного ниже нас ростом, но не настолько же! Но почти сразу обожгла мысль – дети. Подростки.
Что было делать – я не знал, не понимал, что они вообще делают. Там больше половины и видно не было, машины мешали. Дошло только тогда, когда один из подростков выпрямился во весь рост… я увидел, что у него в руках автомат.
– Да стреляй же!
– Ты что, это же дети!
Если не убиваешь ты – убивают тебя. Со стороны автобуса застрочил автомат, и Ваха выронил свой, упав на меня, едва не сбив меня с ног. Он был мертв…
Я вскинул свою винтовку, поймал в прицел пацана лет четырнадцати в желтой с синим футболке «Фенербахче», который целился в меня, дожал спуск. Попал – брызнуло кровью на борт автобуса, пацан упал.
– Б…, е… вашу мать, огонь! – заорал я по-русски.
Русский мат и гибель командира вывели чеченцев из ступора. Застрочили и наши автоматы… но их уже было больше.
Много больше.
И терять им было нечего…
Я… плохо помню этот бой. Может, контузия сказывается, может… вообще не хочется помнить. Страшно потому что это. Страшно… это слово не передает всего смысла того, что происходило.
Мы вели бой с детьми. Мы стреляли в них и убивали. А они стреляли в нас.
Я стрелял с колен… перезаряжал и снова стрелял. Не помню, сколько выстрелил и попал ли в кого. Может, просто не хочу помнить.
Контузило меня где-то в середине боя. Я мельком заметил бегущего к нам пацана лет десяти… у него была футболка «Бешикташ», желтая в полоску… а за спиной рюкзак… большой для него. Он бежал по автобусному коридору, с моей стороны. Я понял, что это смертник… они послали смертника, чтобы уничтожить нас и пробить коридор. Я открыл по нему огонь… автоматные пули пробили его насквозь и попали в рюкзак… и во взрывчатку, что была в нем. А потом пацан исчез в ослепительно яркой вспышке…