А утром пришел Фо…

22
18
20
22
24
26
28
30

– У пацанов уже начали гноиться раны. Сычев еле дышит. Ты хочешь, чтобы и они там оказались? – Шурович кивнул на запертую дверь отдыхаловки.

Роганин опустил голову.

– Нам в любом случае надо осмотреться, – сказал я. – Может, там, снаружи, уже все спокойно, а мы сидим тут и трясемся. Предлагаю выйти и посмотреть.

– Да, да. Иди посмотри! – воскликнул сидящий на полу у окна Трошников. – Вперед!

Я кинул автомат на плечо и пошел к двери.

– Ага, иди, Олежа! Иди! – продолжал ворчать Трошников. – Ступай! Пускай тебе там жопу отгрызут…

Я обернулся на пороге бодрячки и расстегнул изодранный китель. Бинты на плече были пропитаны кровью. Грудь мою пересекали бордовые борозды, оставленные когтями монстра.

– Вам легко рассуждать: дождемся смены, отсидимся, продержимся… – тихо сказал я. – У вас нет гноящихся ран. У нас же – у меня, Сереги, Славки, Витька – шансов дотянуть до вечера с каждым часом все меньше. И если есть шанс выжить, я его использую! Ну а коли суждено сдохнуть, я уж лучше умру, разрядив автомат в башку одной из этих тварей, чем от заражения крови с магазином, полным патронов.

Все промолчали, потупив взгляды. Трошников искоса взглянул на меня.

– Ну чего ты на меня так смотришь?! – воскликнул он и поднялся. – Хорошо, я тебя прикрою. Но запомни: если меня сожрут, в этом виноват будешь ты!

Я толкнул входную дверь, и поток прохладного воздуха ударил в лицо. Осторожно выглянул наружу. Первое, что бросилось в глаза, – огромное темное пятно неподалеку от крыльца. Меня пробил озноб. Тут же вспомнился рассказ капитана Саморова. Отогнав сомнения, я шагнул на улицу. Сквозь форму пробрал утренний холод, но ветра не было. Туман окружал мутной пеленой, такой плотный, что казалось, облака упали на землю. И, несмотря на безветрие, он постоянно двигался. Густые клубы проплывали над караульной площадкой, как привидения. Я отметил, что обычно при тумане выпадает роса, а тут на удивление было сухо. Над головой тускло сияло бледное пятно – утреннее солнце. Неподалеку я разглядел открытую калитку, а за ней деревья, тянущие к ограждению ветви, как скрюченные лапы. Ни один листочек, ни одна иголочка не дрожали на их кронах. В округе – ни звука. В воздухе – ни мошки. Природа словно замерла в ожидании чего-то… Страшного? И время как будто остановилось.

Я осторожно прошел вперед, перепрыгнул через кровавую лужу и остановился в центре площадки. Теперь стали заметны следы, оставленные ночными происшествиями: валяющийся у столба сорванный бурей разбитый фонарь, покосившийся стенд с агитацией у пулеулавливателя, загнанная под ограждение бушевавшей ночью стихией листва и… кровавый след, тянущийся от распахнутой калитки к крыльцу.

– Все равно не понимаю, что мы тут делаем? – нервно сказал Трошников, с автоматом под мышкой все еще стоявший в дверях караулки.

– Надо же было убедиться, что тут все спокойно, – ответил я.

– Ну все, убедился?

– Да, пожалуй… – Я побрел обратно.

И тут я заметил движение – прямо у крыльца. Горка аккуратно сложенных у стены веток шевельнулась. «Ветки! – вдруг подумал я. – Кому бы понадобилось складывать тут ветки?»

Заметил движение и Трошников.

– Чё за хрень? – Он наклонился, чтобы рассмотреть получше.

– Антоха, назад! – закричал я, но в этот момент ветки вдруг раскрылись, словно пальцы кулака, и нечто, напоминающее паука, бросилось вперед.