Агеев положил мне руку на плечо.
– Наоборот. Я вас брошу, если не пойду. Моя обязанность, как командира, – сохранить ваши жизни. А если не привести подмогу – вам конец. Шурович остается за старшего.
– Ну а если смена все-таки приедет?
– Мы пойдем по дороге. Если что, нас подберут.
И Агеев пошел к воротам. Но прежде чем его худощавая фигура растворилась в тумане, он повернулся и крикнул:
– Зверек, мы еще погуляем на дембеле!
…Таким он и остался в моей памяти: с автоматом, в грязной рваной форме, со скаткой шинели под мышкой и с улыбкой на лице. Больше ни его, ни Роганина я не видел. Может, они и добрались до части. Кто знает?
В дверях я заметил Трошникова.
– Теперь нас пятеро, – ответил я на его безмолвный вопрос.
Он лишь повернулся и пошел в караулку. Я захлопнул за нами дверь.
Едва мы вошли, услышали грохот и шум. Вбежав в комнату начкара, увидели Бабина с автоматом в руке. Тот тяжело дышал, на щеке его краснел длинный порез. На кровати рядом с ним корчился Сычев. Он хватался то за горло, то за неестественно вздувшийся живот и стонал.
– Вот, – Бабин приподнял автомат, – отобрал у него.
– Прикиньте – застрелиться хотел! – взволнованно добавил стоящий рядом Шурович.
– Дайте автомат, – прохныкал Сычев. – Пожалуйста! Дайте автомат! Дайте!..
И вдруг Сычев резко бросился с кровати, вцепился в оружие.
– Помогайте! – закряхтел Бабин, с трудом разжимая его пальцы. – Силен, гад!
Мы навалились на Сычева.
– Убейте меня! Убейте меня! – хрипел тот.
Мы вчетвером с трудом держали его. Казалось, дикая боль придала ему сил.
– Пальцы! Пальцы разжимай! – вопил Бабин.