И мы, подхватив Сычева, поспешили за ним.
Мы бежали сквозь молочную пелену, стараясь держать друг друга в поле зрения. Это было сложно – туман оказался настолько плотным, что стволы и ветви деревьев выплывали навстречу перед самым лицом. Где-то позади не прекращался треск ломаемых деревьев, и мысли о погоне придавали сил.
– Давай, Серега! – причитал Шурович, пригибаясь под тяжестью Сычева. Тот едва шевелил ногами, нам приходилось тащить его по очереди. – Давай же! Еще немного!
Правда, в это шуровское «немного» верилось с трудом. Мы продирались сквозь бурелом, спотыкались о кочки, ветви хлестали по лицу… «Но есть ли смысл бежать? – думал я. – Насколько у нас еще хватит сил и как скоро они нас догонят?» А в том, что за нами гнались, сомнений не было.
Начался подъем. Бежать стало еще труднее. Теперь мы, видимо, лезли на сопку. Вершина ее терялась где-то в тумане, и невозможно было сказать, когда же кончится это мучительное восхождение. Мышцы ныли, дыхание срывалось, страшно ломило поясницу, больное плечо полыхало огнем, а этот проклятый подъем казался бесконечным. Я старался не терять из вида мелькающие впереди спины, но с каждым мгновением чувствовал, что все больше отстаю. В какой-то момент у меня даже возникла навязчивая мысль забить на все. Остановлюсь и сяду! Будь что будет! Что толку бежать? Все равно они нас рано или поздно настигнут… И с каждым словно все больше наполняемым свинцом шагом мысль эта становилась желаннее. Наконец, после очередного падения, я не поднялся – остался лежать, смирившись с безнадегой.
– Ты чего? Поднимайся! – раздался надо мной голос.
Я поднял голову. С трудом различил в тумане силуэт склонившегося надо мной Трошникова.
– Все, Антоха, не могу! – выдохнул я.
– Тебя же сейчас сожрут, дебил!
– Пусть жрут. Мне уже по хрену… – В висках стучало, все плыло перед глазами, плечо жгло, мышцы ныли. – Не могу больше!
– Не на то ты, Зверек, «по хрену» говоришь!
Я вздрогнул. Кулаки непроизвольно сжались. Антон молодец: эта фраза мигом придала мне сил…
Это случилось полтора года назад, еще в учебке. Маленького роста, худощавый, слабый, с детства больше привыкший к умственному труду, чем к физическому (пока мои сверстники ходили на стадионы и в тренажерные залы, я – в библиотеки), оказавшись в армии, я не просто занял последнее место в строю по ранжиру – я был вообще последним во всем. Подтягивался, бегал, чистил оружие, рыл окопы, работал – все у меня получалось гораздо медленнее, чем у остальных. Но армия – система, где нет отдельных личностей, есть лишь единые организмы: отделение, взвод, рота, батальон… И не важно, насколько сильны, выносливы или ловки лучшие в подразделении. Меряют всегда по последнему. Если девяносто девять из ста пришли к цели с опережением, а сотый отстал – боевая задача считается невыполненной. Если девяносто девять звеньев из ста сделаны из стали, а одно оловянное – цепь порвется в этом месте независимо от того, насколько крепки другие звенья. Так вот, этим слабым звеном всегда оказывался я.
Нашему взводу неоднократно влетало из-за меня от командиров, а мне, в свою очередь, доставалось от сослуживцев. Признаться, я и не пытался что-либо изменить. Воспринимал это как должное. Я был твердо убежден, что это связано исключительно с моей неприспособленностью к физическим нагрузкам. «Одним – лопату и лом держать, другим – ручку и карандаш», – думал я. И эта позиция меня вполне устраивала. Так что, получая в очередной раз по зубам, я терпел эти муки, воображая себя этаким благородным скакуном, забиваемым ломовыми мулами за неспособность впрягаться в общую упряжку и тянуть ее наравне со всеми. Подобной же мыслью я тешил себя и в тот день, когда на пятикилометровом марш-броске, выбившись из сил, я плюнул на интересы убежавших далеко вперед сослуживцев и перешел на шаг.
И вдруг, откуда ни возьмись, рядом оказался Антон Трошников.
– Ты чего? Побежали! – сказал он.
– Не могу, – ответил я.
– Побежали, Зверек, не гони. Опять сам вкиснешь и весь взвод подставишь.
– Ну и по хрену!
– Не прав ты, Зверек. – Антон пошел со мной рядом. – Посмотри на меня, на пацанов. Думаешь, мне или им легко? Думаешь, что нам это нравится или мы рождены для того, чтобы лопатами махать или бегать, как кони? Нет! И мне, и им тяжело точно так же, как и тебе. Да только мы бежим. Бежим, потому что надо! Потому что есть общая задача – цель, которую нужно достичь любой ценой. Так что, по-моему, ты, Олежа, не на то «по хрену» сказал. Вот ты говоришь: «Мне тяжело, а потому по хрену на все: на то, что по мордам получу, что друзей подставлю». А ты, наоборот, скажи: «Ну и по хрену, что тяжело, – справлюсь!» И увидишь, как все вокруг тебя изменится.
ebooksa