А утром пришел Фо…

22
18
20
22
24
26
28
30

Говорить это было излишне, я и сам бежал так, что сам дьявол вряд ли мог догнать. Хотя, думаю, Антон шептал это скорее себе, чем мне, ведь тоже бежал из последних сил.

Всплеск раздался совсем рядом, почти под самой ногой. От неожиданности я оступился и упал. В тот же миг нечто длинное оплело мои ноги, сдавив так сильно, что я взвыл от боли. А потом меня куда-то поволокло. Я отчаянно хватался за коряги и траву, но меня тянуло с такой силой, что пальцы не выдерживали, разжимались.

– Антон! – только и успел выдавить я, как вдруг оказался в воде.

Я забил руками и ногами, вынырнул на поверхность. Однако держащее мои ноги нечто увлекло меня вниз. Я снова попытался крикнуть, но рот заполнила противная холодная жижа. Ноги безнадежно искали и не находили опору. Тяжелые сапоги и автомат тянули ко дну. Я разжал пальцы, и оружие скрылось в глубине.

Мне удалось высвободить одну ногу и сбить ею держащее меня за лодыжку змееподобное чудовище. Усиленно заработав руками, вырвался на поверхность. Всего на мгновение. Но его хватило для того, чтобы глотнуть воздуха. Также я успел заметить суетящегося на берегу Трошникова. Тот протягивал мне автомат, но уцепиться за него я не смог. Пальцы вцепились в траву, но та оборвалась, и поймавшее меня за ногу чудище опять поволокло ко дну.

Силы быстро покидали меня. Я все реже показывался на поверхности и все глубже уходил под воду. От нехватки кислорода в висках застучали молоты. И вот, вынырнув в очередной раз, я вдруг осознал, что он последний. Все, больше не могу бороться! Пальцы скользнули по грязи, оставив на берегу длинные борозды, и я медленно пошел ко дну. И в этот миг спину мне словно прожгло огнем…

…Яркий розовый свет, ослепительный. Я попытался закрыть глаза, но не смог. У меня не оказалось глаз! Этот свет был повсюду: вокруг меня, внутри меня. Ощущение возникло такое, словно я растворен в этом свете. У меня не было тела – по крайней мере, я не чувствовал его. Я был словно бездна, словно сон. При этом двигался: летел, легкий, как ветер. Где я? Кто я? Куда мчусь в этом сиянии? Впрочем, не важно. Все теперь не важно… И лишь одна заполнившая все мое существо мысль: «Я умер! Смерть… И что теперь? Что дальше? Куда ведет меня этот свет?» И тут словно озарение: никуда! Я уже там, где должен быть. Я и есть этот свет – мы одно целое, едины. Свет – это я, мое сознание. И, поняв это, я вдруг просто предался течению и больше не думал ни о чем, растворившись в сиянии. Освобождение! И тут я увидел город. Его величественные алые башни, небывалой красоты дома, роскошные аллеи все четче проступали в розовом сиянии. И мне невыносимо захотелось попасть в это чудесное место. Я устремился к нему… Но дорогу мне преградила тьма! Она возникла внезапно и черной уродливой кляксой стала расползаться во все стороны, заполняя все пространство. А внутри этой черноты что-то шевелилось, и я уже понял, что именно: миллионы паучьих ног, когтистых лап, щупалец тянулись ко мне, чтобы жалить, рвать, терзать, пожирать… И все меньше розового света, и все больше тьмы… Нет! Нет! Не-е-т…

…Сознание вернулось с тяжкой болью и тошнотой. Кашель вырывался из груди вместе с водой и раздирал горло, отзываясь в голове так, словно та стала пустой цистерной и по ней колотят дубиной. Я с трудом разлепил глаза и тут же закрыл. Успел увидеть лишь глубокую мутную мглу. Вспомнил таинственный розовый свет и поглощающую его тьму, но мгла вокруг была иной. Я не ощущал себя ее частью, как в том сиянии, – у меня снова было тело. И тело это болело, словно его побили камнями. Еще раз приоткрыл глаза, вгляделся в темно-серую однотонную бездну, простирающуюся ввысь. И вдруг вспомнил, что это такое… Туман!

Кто-то был рядом. Склонился надо мной. В желтом льющемся откуда-то справа свете – видимо, рядом на земле лежал фонарик – я разглядел человека. Вспомнил про Антона Трошникова и тут же сообразил, что это вовсе не он. В узкой амбразуре моего зрения возникло худощавое бледное лицо. Первое, что бросилось в глаза, – угольно-черные густые усы.

– Ну что, живой? – Голос эхом прокатился в голове-цистерне. А я все силился припомнить, кому могут принадлежать эти почему-то знакомые черты лица. – На вот, хлебни!

Что-то поднесли к моим губам. Фляжка? Я ощутил горечь во рту. Алкоголь?

В поле зрения появился еще один человек. Его я узнал сразу, по прическе. Темно-русая челка выглядывала из-под армейской кепки и свисала до самого подбородка. Антон Трошников – любитель рок-музыки – не мог в армии таскать длинные патлы, а потому по уставу стриг затылок так, чтобы невозможно было ущипнуть. Зато под кепкой всегда прятал челку невероятной длины. Антон смотрел на меня своей обычной полуулыбкой. Так смотрит врач на пациента: не потому, что рад, а потому, что должен быть приветлив.

– Зверек, ты это… Если в порядке, скажи хоть чё-нибудь, – сказал Трошников.

– Теперь я понимаю, почему все говорят, что у тебя голова квадратная, – попытавшись улыбнуться, выдавил я, рассматривая скуластое лицо приятеля.

– Ну гад! Ну не гад ли? – процедил сквозь зубы Антон, потирая кулак. – Вот чуть ли не при смерти, а все туда же…

– Идти сможешь? – снова раздался почему-то знакомый голос.

Я вспомнил о человеке с усами. Так кто же это?

Попытался встать, но удалось мне это лишь наполовину – левой рукой оперся о мокрую землю, а правой ухватился за висок, словно раскалывающийся. Теперь я смог внимательнее рассмотреть усатого незнакомца. Он напоминал рыбака – на нем был темно-зеленый плащ с капюшоном, потертые армейские штаны заправлены в высокие резиновые сапоги. Я заметил, что «рыбак» сматывает веревку, один конец которой крепится к валяющейся на траве пехотной «кошке» – этакой уменьшенной копии пиратских абордажных крюков.

Я сел, и тут же спину словно обожгло. Что у меня там? И, будто отвечая на эту мысль, Антон воскликнул:

– Я уже думал, что все – хана. Ты уже руками еле ворочаешь, а ухватить тебя не могу. Ну, думаю, капец – утоп. И вдруг откуда ни возьмись – Петрович! И когда ты в очередной раз всплыл, он тебя «кошкой» и подцепил. За ремень. А потом вытащил. Если бы не он – точно бы утоп.