Контакт на Жатве

22
18
20
22
24
26
28
30

– Уже просадил кучу… – пробормотал Эйвери.

Его жалованье в ККОН было скромным, и бо́льшая часть уходила на оплату жилья для тети.

– Ну? – ткнул вышибала пальцем в девушку; ее улыбка исчезла, она медленно отступала по сцене с обеспокоенно-хмурым выражением лица. – Следи за языком, солдатик. – Вышибала крепче сжал плечо Эйвери. – Она не из тех повстанческих шлюх, с которыми ты якшался в Эпси.

Эйвери было противно прикосновение вышибалы. Достало и то, что его называют солдатиком. Но слушать оскорбления от гражданского хмыря, который понятия не имеет, через что он прошел на фронтах Восстания? Это стало последней каплей.

– Убери руку! – прорычал Эйвери.

– У нас будут проблемы?

– Зависит от тебя.

Вышибала потянулся свободной рукой назад и вытащил из-за пояса металлический стержень.

– Почему бы нам не выйти?

Он взмахнул рукой, и стержень удвоился в длине, а верхушка заискрилась.

Это было оглушающее устройство «усмиритель». Эйвери видел, как с помощью таких следователи УФР допрашивали пленных повстанцев. Он знал, насколько эффективно это оружие, и, даже сомневаясь, что вышибала владеет им так же уверенно, как «призраки» из УФР, не хотел оказаться на полу заведения в луже собственной мочи.

Эйвери потянулся за напитком, стоящим в центре стола:

– Мне и тут хорошо.

– Слушай, ты, морпех хре…

Однако движение Эйвери было уловкой. Как только вышибала наклонился к морпеху, тот поймал его запястье и дернул вперед над собственным плечом. Затем качнул руку вниз, ломая ее в локте. Кость проткнула одежду вышибалы, и девушка на сцене закричала, когда кровь забрызгала ее лицо и волосы.

Вышибала взвыл и упал на колени. Двое его коллег в такой же форме и с таким же телосложением бросились на помощь, расшвыривая стулья. Эйвери встал и повернулся к ним. Но он был пьянее, чем ему казалось, и пропустил прямой удар в переносицу, отчего его голова запрокинулась и струя крови ударила в сторону сцены.

Эйвери отшатнулся и попал в сокрушительные объятия вышибал. Но когда они вытащили морпеха через черный ход, один поскользнулся на металлической лестнице, ведущей в переулок. В этот момент Эйвери удалось освободиться. Он отплатил гораздо более сильными ударами, чем полученные, и кинулся прочь от приближающегося воя сирен. И успел скрыться, прежде чем два бело-голубых седана высадили четверых полицейских у клуба.

Спотыкаясь на переполненных тротуарах улицы Холстед, Эйвери сбежал от осуждающих взглядов в грязный технический туннель под клепаной опорой местной линии маглева, когда-то построенной для Чикагской железной дороги и все еще узнаваемой, несмотря на века переделок. Даже на боевых операциях форма морпеха выглядела лучше, чем сейчас. Усевшись в туннеле, Эйвери подложил под спину зеленый мусорный пакет и погрузился в тревожное оцепенение.

«Я хочу гордиться тобой, делай то, что правильно, – так наставляла тетя девятнадцатилетнего парня в день призыва, дотрагиваясь маленькими, но сильными пальцами до его подбородка. – Стань тем, кем, я знаю, ты можешь быть».

И Эйвери старался. Он покинул Землю, готовый сражаться за тетю и таких, как она, невинных людей, чьей жизни, как убедило ККОН, угрожали враждебные люди, в остальном похожие на него. Убийцы. Отверженцы. Противники. Но где была гордость? И кем он стал?