Контакт на Жатве

Эйвери закончил с углом. Он выпрямился и потянулся за подушкой и наволочкой.

– Да.

– Ха! А ты знал, что он тоже будет здесь?

– Нет. – Отработанным движением Эйвери водрузил подушку.

– Вы друзья?

Морпех не сразу нашелся с ответом.

– Мы давно знакомы.

– Ага, теперь понятно. – Голос Хили изменился, предвещая насмешку. – Вы, голубки, будете проводить слишком много времени вместе, а я могу приревновать. – (До Эйвери донесся хохоток, затем вжикнула молния на сумке.) – Как думаешь, что случилось с рукой капитана?

Эйвери не ответил – он прислушивался к усиливающемуся рычанию «вепря». Легкая разведывательная машина резко остановилась перед казармой. Двигатель взревел и смолк, и вскоре Эйвери услышал хруст шагов.

Он быстро подошел к шкафчику, раздвинул аккуратные ряды футболок и брюк, извлек лакированный кожаный ремень с пряжкой, на которой горели надраенной медью орел ККОН и эмблема в виде земного шара. За спиной распахнулась дверь казармы. Эйвери почувствовал шеей холодок.

– Отличная койка, – одобрил штаб-сержант Берн. – После месяца в госпитале такое сразу подмечаешь.

Эйвери плотно свернул ремень и спрятал его в кулаке, закрыл шкафчик, повернулся к бывшему товарищу. На Берне не было шлема с серебристым зеркальным щитком, как на операции, когда Эйвери не смог застрелить женщину, – в тот день, когда Берн потерял всю свою группу. Но с тем же успехом можно считать, что шлем на нем остался: взгляд холодных голубых глаз был непроницаем.

– От всех этих перемен, – с ухмылкой объяснил Берн, – я гадил на простыни, потому что не контролировал себя из-за больших доз обезболивающего. Медсестры стелили свежее белье или слишком туго, или слабо.

– Рад тебя видеть, Берн.

– Но это хорошо застеленная кровать, – продолжил Берн, игнорируя приветствие Эйвери.

И без того изрезанное лицо штаб-сержанта пересекали свежие розовые шрамы: щиток шлема разбился от взрыва. Неровный след осколочного ранения уходил от левого виска за ухо. Черные волосы, должно быть, полностью сгорели; короткая уставная стрижка не скрывала, что они отрастают клочьями.

– Я рад, что ты в порядке, – сказал Эйвери.

– Неужели? – Голос ирландца напрягся.

После многих лет совместной службы Эйвери точно знал, что будет дальше. Но он хотел, чтобы Берн понял одну вещь.

– Они все были хорошими парнями. Мне жаль.