Погружение

Просидев день на колокольне, и изведя всю бумагу что удалось найти, решили действовать. Линия фронта шла вдоль малюсенькой речушки, к которой с двух сторон почти вплотную подходил лес, у немцев через каждые триста-четыреста метров располагались пулеметные гнезда с наблюдательными пунктами, плюс все открытое пространство перед рекой было густо усеяно минами. Примерно так же было и с нашей стороны. По плану, мы должны будем уничтожить расчет пулемета, главное сделать это тихо. Затем преодолеть минное поле, на котором, если предположить что они готовятся к наступлению, мин быть уже не должно, не будут же они, наступая, сами подрываться. Потом переплыть, или перейти реку — и мы дома. Главное, добраться до леса на нашей стороне.

— Я скопировал карты в двух экземплярах, один мне, второй тебе. Будем надеяться, что дойдем оба, но так оно вернее будет. — Володя протянул мне скрученные в рулон бумаги. — Постарайся не намочить. Расплывутся.

— Надо отвлечь немцев, иначе ни ты, ни я — не дойдем. Я останусь и прикрою тебя с колокольни, винтовка у меня хорошая, будешь переходить не ночью, а на рассвете. Сниму пулеметчиков, и по обстановке буду отстреливать всех, кто к тебе полезет. Когда приспичит, пересяду за пулемет, надо только позицию хорошую оборудовать. Утром туман у реки, так что тебя видно не будет, а все кто будет подходить к реке — у меня как на ладони. — На мой взгляд это единственный шанс доставить карту на тут сторону.

— Ты же себе приговор подписываешь. Не страшно? — Володя посмотрел мне в глаза.

Я задумался.

— Страшно. Куда же без этого. — Он, отвернувшись к окну, о чем-то задумался.

— Хорошо, так и сделаем. Только одно но, увидишь что я спустился к реке в туман, сразу уходи вниз к плоту, так же как мы пришли, может сумеешь оторваться. Если я дойду, выпущу красную ракету. Если ее не будет, ищи способ пройти самому.

Пока не совсем стемнело, оборудовали три огневые точки, прикрыв бойницы камнями, и разложив патроны для удобства. На взгорке, позади колокольни, между огромных валунов пристроили пулемет, когда будут наседать, отступлю сюда, может, еще постреляю. Из-под разрушенной церкви, прямо на этот пригорок, когда-то шел подземный ход, теперь он обвалился, и можно было пройти по этому овражку, не опасаясь шальной пули.

Под утро, только забрезжил рассвет, мы обнялись и Володя выступил на исходную. Когда я начну стрельбу, его задача незаметно пробраться к реке, и, под прикрытием тумана, перейти, или переплыть ее, потом доползти до леса — и он дома.

Забравшись на колокольню, прицеливаюсь в пулеметчиков — до них метров пятьсот. Далековато конечно, но им от меня даже укрыться негде. Мешки защищают только со стороны фронта. Приклад бьет в плечо, звук выстрела разносится по округе, первый номер пулеметного расчета утыкается в землю. Еще выстрел — второй ложится рядом. Перевожу огонь на второе гнездо, там еще и офицер с биноклем.

Немец зажимает руку и пытается спрятаться за бруствером, не понимая откуда стреляют. Смотрю на то место, где должен быть Володя — он ползет, быстро перебирая руками и ногами. Еще пара минут, и скроется в тумане, а там и река в двух шагах.

Офицер, похоже, понимает, что стреляют сзади, но слишком поздно — пуля уже летит к нему. Еще стреляю. Второй номер перебрасывает пулемет на другую сторону бруствера и начинает палить по мне. Меняю позицию.

Выцеливая перебегающего от кочки к кочке фашиста, с ужасом понимаю, что ещё минута, и немцы, подобравшись вплотную, просто закидают меня гранатами. Нужно бежать. Причем немедля. Кто-то в моей голове, наверное совесть, возразил — Володя ещё не дошёл, если уйти, он погибнет. И значит все зря.

Все правильно, только если останусь, погибну сам. Прильнув к прицелу, пытаюсь отстрелить самых прытких, ещё парочку и ходу, пробегу по овражку до холма, а там трава высокая, спрячусь, может не найдут. Пальнув два раза куда-то в молоко, хочу встать, но с ужасом понимаю — не могу. Наверное, меня уже убили, просто я еще не понял, а тело уже не работает. Пока думаю, стреляю еще раз. Что за чёрт? Руки живут своей жизнью, пытаюсь напрячься и как-то повлиять на тело.

— Не мешай — шепчет совесть, и мне становится страшно. Ни руками, ни ногами двигать не получается, остается просто наблюдать за происходящим. И еще говорить могу, точнее думать.

Осознание пришло мгновенно, я не Михалыч, я Антон — и я не шизофреник. Я действительно попал в чужое тело, в другом времени.

— Ты хоть понимаешь, что меня сейчас убьют, и тебя естественно тоже — пытаюсь воздействовать на голос.

— Не мешай, убьют и убьют. Невелика потеря… — Мда… Потеря может и невелика, но я то, умирать не хочу.

— Думаешь, я хочу? — Мысленно отвечает голос. — Неужели ты не понимаешь? Выхода нет. И если суждено погибнуть — встречай смерть стоя. — Говоря это, он ведет бой. Движения тела четкие, что ни выстрел, то в цель, на месте не сидит, носится по окнам, создавая иллюзию, что нас тут много.

Все, бежать уже поздно, кольцо замкнулось, можно только к пулемёту отойти, и то лишь для того, чтобы подороже продать свою, точнее нашу, жизнь. Руку простреливает огнём, вот гад, управление отобрал, а болевые ощущения не отключил. Только успеваю подумать, как боль отступает. Но вместе с тем, медленно отключаются все чувства, затихают звуки боя, в глазах темнеет.