Юэ обежал стену небольшого здания вокзала. Когда они оказались под козырьком, он проговорил:
– Давайте остановимся здесь! Может быть, нас не заметят.
Он затолкал Дороти и Барри в укрытие и сам пристроился рядом с ними.
– Но здесь нет никакой охраны, – удивленно произнесла Дороти.
С тяжким грохотом по земле прокатился ужасной силы взрыв, в воздух взлетели обломки императорской яхты. Юэ явственно услышал, как по козырьку ударили куски металла, а потом на землю посыпались более мелкие осколки.
Барри и Дороти хотели бежать, но врач удержал их.
– Мы должны оставаться здесь, в укрытии. Нам надо проявить еще большую осторожность. Наше единственное спасение – это внушить им, что их план удался.
Оцепенев от горя, Джесси стоял в залитой ярким солнечным светом башне дома правителя. Несчастье свалилось на него слишком внезапно, и он еще не успел осознать всей глубины своего горя и величину потери. Потом он тоже будет жить, будет придерживаться того курса, которому решил следовать еще до того, как узнал о наркотических свойствах меланжа.
Но теперь более чем когда-либо он желал сделать то, что должно. Прежде он знал, что ему придется участвовать в имперской политике, которую он ненавидел. Он должен был научиться играть в политику, чтобы устранять и делать послушными врагов, и это дело начало бы нравиться ему все больше и больше, и в конце концов он стал бы точно таким же, как все они. Ведь даже когда начали расти запасы меланжа, вместе с ними начало расти убеждение в том, что он может выиграть поединок, и именно тогда Джесси начал уже ощущать отравленный вкус власти. Это было головокружительное ощущение и очень скользкая территория.
Теперь же, когда утрата Барри и Дороти стала страшной реальностью, Джесси пришел к неутешительному выводу о том, что ни запас меланжа, ни победа в поединке, ни ощущение власти – все это ничего не значит. Он чувствовал себя конченым человеком, в распоряжении которого осталась одна только пустая, никому не нужная победа.
Великий Император предложил ему сделку, сделав вид, что щедрая награда и контроль над добычей специи каким-то образом возместят смерть Барри и Дороти. Император полагал, что выиграл он сам, он считал, что он в безопасности и вне подозрений, теперь, когда он взвалил вину за все на Хосканнера и, не моргнув глазом, решил уничтожить его Дом. И сам-то он, Джесси, решил, что это будет хорошо и правильно.
Теперь он не чувствовал ничего, кроме жгучего стыда.
Открыв герметичную дверь, он вышел на высокий балкон, вдохнув сухой знойный воздух. Отсюда можно было с помощью обычного передатчика связаться напрямую с Гарни Холликом, который все еще находился у складов меланжа, и с генералом Туеком, люди которого были готовы взорвать заложенные в меланжевых полях атомные боеголовки. Ни один из них не станет колебаться в выполнении приказа и не станет обсуждать решение Джесси, каким бы оно ни было.
Он нажал кнопку передатчика.
– Гарни, Эсмар, мужайтесь. Мне надо, чтобы вы сделали то, что должно быть сделано.
Гарни и Туек подтвердили, что поняли слова лорда, и стали ожидать конкретного приказа. Одной командой Джесси мог уничтожить годичный запас специи и на столетия сделать недоступными богатейшие поля меланжа, а возможно, и навсегда прервать жизненный цикл специи на этой планете. Аристократы, наркоманы, гедонисты – все умрут от страшной абстиненции, мучаясь в жуткой ломке, и Император подохнет со всеми ними. Если доктор Хайнс прав, то рухнет и вся Империя – но Джесси нисколько это не волновало.
Для него жизнь потеряла всякий смысл в тот момент, когда взорвалась императорская яхта.
Высота балкона гипнотизировала. Внизу раскинулся серый пыльный Картаг, тянувший к себе словно магнитом. Можно сделать один простой и легкий шаг – перепрыгнуть через парапет. Благородный Дом Линкамов был обречен с того момента, когда Вальдемар Хосканнер вызвал его на поединок. Как он вообще мог воображать, что способен устоять в схватке с такими всемогущими врагами?
– Гарни, мины в хранилищах. Я хочу…
Внезапно какая-то странная деталь внизу привлекла внимание Джесси. Три чумазые фигурки крадучись пробирались к парадному входу в дом правителя; было похоже, что эти люди ищут убежища. Один старик и две фигурки поменьше.