Чужой выбор

22
18
20
22
24
26
28
30

Старая шаманка спрашивала, гость отвечал, Уттуннике молчала и слушала. Перед ее глазами открывался новый, неизведанный мир, полный других людей, неведомых животных, странных сил и диковинных вещей. Правитель говорил до глубокой ночи, а когда луна склонилась над горизонтом, голос его вдруг изменился, в нем появилась тяжесть и нотки, похожие на отзвуки далекой зимней бури.

- Мудрая, - так он обращался к шаманке, - теперь мне нужны твои ответы на вопросы, что заставили меня проделать долгий путь к тебе.

И Хальвард стал спрашивать о духах предков, о ветрах, которые разговаривают с саянами, узнавал, откуда взялись те странные камни, что так привлекали собирателей к рекам северных земель. Он внимательно слушал детские сказки, в которых камни назывались слезами, которые пролились из сердца матери-земли, когда черный огонь с неба ударил по бескрайним полям, лежащим у подножия гор. О том, как превратились пышные луга в бедные пустоши, как заполнилось мертвой соленой водой озеро под горами, как дым, что поднялся в небо, скрыл эти края от солнца и тепла на долгие годы. В те времена люди ушли на юг, оставив опустевшие пастбища дикому зверью да северным ветрам.

Поведала шаманка и о том, как земля породила народ саянов, дав им знания, как выживать в этих суровых краях и строго наказав хранить их от всех. Даже после смерти саяны не уходили из этого мира, так как были частью пустошей. Души тех, чей срок наступил, оставались в камнях и травах, в птицах и рыбе, слушая, наблюдая, оберегая и рассказывая обо всем, что узнали, своим потомкам.

До самого рассвета проговорили они. А когда небо на востоке окрасилось в красный, старая шаманка внезапно попросила гостя.

- Покажи мне твои крылья! Духи хотят увидеть их, да и мне любопытно.

Тот внимательно посмотрел в ярко-синие глаза женщины, а потом кивнул, встал, на секунду опустил голову, словно прислушиваясь к чему-то, а затем резко поднял взгляд к небу.

Всю фигуру человека словно заволокло темным туманом, через который проступал только силуэт. И силуэт этот показался Уттуннике странным, будто гость вырос в росте и в плечах, и был облачен в тяжелую одежду из металла, позади и под ногами взвились языки золотисто-алого пламени, закручиваясь в высокие вихри, ореолом света охватывали фигуру в центре. А за спиной человека распустились два дивных темных крыла, прекраснее которых Уттуннике не видела ничего в жизни.

Словно крылья буревестника, но тоньше и изящнее, исполненные мощи и силы, одним взмахом наполнили они все вокруг горячим воздухом. Видение длилось всего мгновение, а затем Уттуннике моргнула и с удивлением увидела, что перед ней стоит тот же путник в серой одежде, рядом с ним на зеленой траве лежит его дорожный тюк, и ни одна былинка под его ногами не почернела и не скрутилась от невыносимого жара пламени.

Старая шаманка долго молчала, на лице ее блуждала счастливая улыбка, словно она нашла давно забытую, но дорогую пропажу. Затем она встала, взяла гостя за руку и приложила ту к своей груди, напротив сердца, а свою руку опустила на его грудь.

- Да охранит тебя Великая Мать, - тихо произнесла она слова древнего благословения. - Да будет сила Ее в тебе, да будет защита Ее с тобой.

И шаманка опустила руку.

- Милосердна Мать, что позволила мне увидеть тебя до того, как я уйду тропами предков. Ты - чистокровное дитя, что несет в себе пламя творения. Храни этот дар, скрывай от тех, кто нечист сердцем, но помни, что нельзя запереть свет солнца, нельзя запретить водам реки течь, а ветру дуть. Дар твой велик, используй его только во благо жизни, ибо если осквернишь его, то осквернишь саму Мать всего мира. И приходи к нам чаще, - внезапно добавила она совсем другим тоном. - Я стара, скоро мой путь окончится, но мои знания я успею передать Уттуннике, пусть она станет твоими глазами в этих землях.

Когда сонные саяны поутру стали выбираться из своих шатров, странный гость ушел, будто его и не было. Никто не смог найти его следов, чтобы понять, в какую сторону держит он путь. И только две шаманки, старая и молодая, долго еще смотрели на юг, будто видели там что-то, скрытое от чужих глаз.

Шли годы. Синеглазая женщина ушла к предкам, как и предчувствовала. Уттуннике вернулась в свое племя и стала старшей в роду. Теперь она несла ответственность за все, что происходило с саянами, одежду ее украшали бусины, каждая из которых означала завершенное дело, решенный спор, спасенную жизнь, новое рождение. Иногда она ненадолго покидала стойбище и уходила одна в сторону заката, возвращаясь поутру. В такие вечера случайной зверюшке могло показаться, что рядом с матушкой идет еще кто-то, одетый в серое, но, присмотревшись, нельзя было сказать наверняка, было ли это игрой теней и света или вправду чужак появлялся незамеченным в запретных землях.

Однажды, когда настала пора ехать к границе, сопровождая груз камней, Матушка Уттуннике получила неожиданное приглашение от Хальварда. Правитель передал ей послание, в котором звал ее и всех, кого она сочтет нужным взять с собой, посетить Кинна-Тиате. В крепости ждали люди, готовые проводить саянов по земле герцогства и скрасить им долгое путешествие. Неожиданно для самой себя она решила поехать. То ли неуемное детское любопытство еще не покинуло зрелое сердце, то ли ветра что-то нашептали шаманке, но вскоре жители столицы впервые познакомились с саянами вблизи. Всю дорогу от границы до города матушка Уттуннике с удивлением разглядывала новый окружающий ее мир.

Сопровождали процессию несколько десятков всадников на крепких горных лошадях. Возглавлял их человек, передавший приглашение от правителя. Себя он называл Ульф Ньорд, но среди саянов тут же получил не менее десятка других имен и прозвищ.

Ульф сразу понравился шаманке: молодой, дерзкий, сильный, решительный и веселый одновременно. Характер у него был смешливый, нрав легкий, скор он был и на шутку и на похвалу. Но взгляд его был тяжелее, чем у многих старцев, с луком и мечом он обращался лучше, чем все, кого до этого знала шаманка, а скрытности и ловкости мог поучить даже самых лучших охотников ее племени. Когда Ульф того хотел, он мог пройти незамеченным в двух шагах от человека, стоящего на страже. Это пугало и завораживало одновременно.

Матушке пришлась по душе его компания, чем-то этот человек напоминал ей ее младшего сына, только сын уже завел себе семью и растил шаманке внуков, а Ульф все искал свое место, как сухой куст травы каело, что ветром перекатывает по пустошам осенью.

Молодые свободные саянки сразу начали приглядываться к ловким и сильным воинам из отряда, не раз приглашая кого-то оставаться ночевать в гостеприимных шатрах. Уттуннике ворчала, но не запрещала, ведь свободные женщины их народа вольны были сами выбирать себе пару по сердцу, а дитя, что могло родиться от гостя, почиталось благословенным, давая своей матери право гордиться тем, что новая жизнь и новая кровь стала отныне частью племени. Однако к самой матушке или к любой другой замужней женщине Ульф и его товарищи всегда обращались исключительно почтительно, не нарушив тем самым ни одного правила приличия племени.