Был ли поступок нойонов ошибкой, предательством, точным расчетом или мудростью? На этот вопрос Великий Хан не мог ответить. Ведь отчасти это было правильно - отказаться от того, что не пускает вперед, топит, тянет ко дну, как слишком тяжелая одежда - незадачливого пловца в бурном потоке. И все же боль от предательства сжала могучее сердце. Оставалось надеяться, что усилия хана не пропадут даром, и после его смерти, наконец, будет заключен взаимовыгодный договор.
После его смерти... Хан мысленно повторил эту фразу несколько раз и понял, что она не вызывает ровным счетом никаких эмоций. Он видел смерть бессчетное количество раз, он сам был смертью. Так чего бояться теперь? Всякий путь имеет окончание, и не ему, Великому Хану Талгату из рода Арвай, бежать от своей судьбы, трусливо поджав хвост.
Он сунул меч в ножны, правой рукой принял тяжелое копье у стоящего рядом воина, левой - приложил к губам витой рожок, давая сигнал оставаться на месте, затем спокойно и уверенно послал коня вперед. На его грудь в это мгновение смотрел не один десяток стрел и даже не два, но хан знал - его жизнь оборвется не так.
Было немного жаль. Слишком глубокая синева разливалась над головой, слишком яркое солнце золотой колесницей катилось по немыслимо высокому куполу неба, слишком звонко и пронзительно пели рога и горны в поле, слишком плотная тишина повисла над городом. Наверное, так и должно быть: прощание придает остроты и резкости ощущениям, позволяя запечатлеть в памяти мир таким прекрасным. Таким пустым. Таким одиноким.
По рядам хольдингов прокатился приказ - и луки разом опустились, направив наконечники стрел в землю. От стены воинов отделился одинокий наездник на великолепном белом скакуне. Высокий, сильный, уверенный в себе. Ветер ворошил слегка вьющиеся пряди светлых волос. Всадник был без шлема, чтобы всякий мог рассмотреть его лицо. Молодой конунг. Ненавистный соперник. Милостивый враг. Всего лишь орудие в руках судьбы.
Великий Хан и конунг рванулись друг другу навстречу. Каждый из них знал, что этого боя нельзя миновать. Каждый был готов умереть. Каждый надеялся на победу.
Лид с силой метнул копье, и ловко ушел от ответного удара, пустив смертоносное жало на тяжелом древке стороной. Ни один из противников не попал во врага, а кони неумолимо сокращали расстояние. Солнечный свет отразился от лезвий выхваченных мечей.
Клинки со звоном столкнулись, выбивая тусклые в дневном свете искры. Металлический скрежет больно резанул по ушам, но всадники уже миновали друг друга, расходясь на безопасную дистанцию. Развернулись, примериваясь, оценивая. Кто-то позади них ударил в щит рукоятью меча, к нему тут же присоединился еще один человек, затем остальные. Над полем раскатился могучий и древний призыв к священному танцу боя и смерти. Миг - и всадники вновь устремились вперед.
Страшный удар расколол небольшой круглый щит в руках хана. Талгат не глядя отбросил ненужные обломки на землю. Конунг развернулся и заставил коня подняться на задние ноги, вложив в эту атаку всю свою силу и мощь белогривого друга. Хан не успел прикрыться, в последний момент отведя в сторону занесенное лезвие, потерял равновесие и почти вывалился из седла. Кто-то крикнул, но голоса потонули в ритмичном грохоте.
Лид позволил Талгату секундную передышку - ровно столько, сколько нужно, чтобы подняться - а затем снова атаковал. Теперь хану повезло больше, и клинки с противным скрежетом разошлись, не причиняя никому вреда. Конунг выжидал. Он кружил рядом, делая ложные выпады то с одной стороны, то с другой. Потом стал так, чтобы солнце оказалось за его спиной и кинулся вперед.
А Талгат понял, что время неумолимо истекает. Силы быстро покидали его, левое запястье почти не слушалось, в голове мутилось от жары и ярости схватки. Один удачный удар в висок - и шлем с великолепным красным навершием из струящийся конской гривы покатился по дорожной пыли. В глазах потемнело, земля перевернулась, встала на дыбы и хлестко рубанула по плечу и спине. Ребра отчаянно заныли, грудь пронзила жгучая волна боли.
Конунг отступил на несколько шагов и спешился, чтобы подойти к поверженному противнику. Сейчас Великий Хан лежал в пыли, на губах его начали появляться кровавые пузыри, видимо, сломанное ребро пробило легкие. Лид замер над израненным, стонущим врагом, не в силах остановить его мучения одним точным ударом.
Нет. Не так. Не в грязи должен умереть тот, за кем шли тысячи. Пусть Великий Хан принес много горя и своему народу, и хольдингам, но он заслужил встретить свою судьбу, стоя на ногах, а не глотая дорожную пыль и скребя по земле скрюченными пальцами. Лид отступил на шаг назад и хрипло произнес:
- Встань, Великий Хан.
Талгат скривился, сплюнул кровь, вытер рукавом губы, и шатаясь, как пьяный, оступаясь и с трудом удерживая равновесие, медленно поднялся, тяжело опираясь на клинок.
- Ну! - с губ его сорвался чуть слышный приказ, а кончик меча дрогнул, отрываясь от земли, и нацелился в грудь конунга. Рука Талгата дрожала, ему едва хватало сил удержать клинок на весу. - Чего тянешь? Давай!
Лид в два шага покрыл разделяющее их расстояние. Левой ладонью небрежно отвел в сторону оружие хана, чтобы тут же острие его собственного меча вошло в живот Талгата чуть выше солнечного сплетения. Раздался звон разбитых чешуек доспеха, хан обмяк, выронил рукоять и вцепился мертвой хваткой в плечи конунга. Лицо Талгата исказилось гримасой страдания, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на удовлетворение.
- Достойная смерть, - тихо выдохнул он в самое ухо Лиду и затих навсегда.
Конунг еще минуту стоял неподвижно, затем разжал руки и позволил обмякшему телу соскользнуть на землю. В небо глядели остановившиеся темные глаза. Лид склонился, забрал свой меч, оттирая тот от крови тканью плаща, обошел мертвого хана, встал на колени у его головы и опустил веки убитому. Затем поднялся на ноги и повернулся к замершим в молчании людям.
- Остановить бой! - раскатился над полем его приказ. - Оружие в ножны. Выслать к городу вестника. Я желаю говорить с нойонами всех племен.
ebooksa