Нет места под звездами

Дэлгэр задумчиво кивнул и обратился к кочевникам:

- Странно, но ты, похоже, и впрямь веришь в свои слова. Мы должны обговорить это без свидетелей.

Халу и Кита вывели из комнаты и втиснули в какой-то тесный, темный чулан. До них доносились обрывки фраз, приглушенные голоса. Слова, смазанные расстоянием и стенами, были неразличимы, но кочевники спорили жарко и долго. Прошло не менее двух часов, прежде чем двери открылись опять и хольдингов втолкнули в круг света. И снова заговорил Дэлгэр.

- Что ж, Хала из Гилона, мы отпустим твоего друга, и он передаст наш ответ конунгу. Мы не поднимем против него оружие по своей воле, но и выдать Талгата не можем, пока Лид делом не подтвердит свои слова. Впрочем, если конунг и великий хан сойдутся в поединке, мы не станем им мешать, а после, в случае проигрыша хана, откроем ворота Витахольма. Таков наш ответ, ты все запомнил? - повернулся кочевник к Киту.

- Все от слова до слова, - поклонился лучник.

- Тогда можешь идти, Октай проводит тебя. Хала останется здесь, рядом со мной. Как и прочие хольдинги в городе, он будет залогом взаимного доверия. Пусть Лид знает, что малейшее подозрение в нарушении договора - и я убью сначала твоего друга, а потом каждого из ваших сородичей.

- Разумное решение, - по губам Халы скользнула улыбка. - Благодарю, нойон.

- Поблагодаришь, если жив останешься.

Когда пленников увели, Ундвар недовольно фыркнул и раздраженно стукнул кулаком по стене.

- Мы проявили слабость. Слабаки проигрывают, попомните мои слова.

- Теперь только время покажет, ошиблись мы или были правы, - вздохнул Дэлгэр. - В любом случае, завтра будет опасный день, мы должны быть к нему готовы.

43. Сражению быть!

Кит покинул город той же ночью, ему надо было спешить, чтобы добраться до своих вовремя. А к рассвету пятнадцатого дня под стены Витахольма подошло войско Лида. Никто не бросился на штурм, не засыпал осажденных градом стрел, не пытался поджечь город, но вот все пути отступления конунг отсек решительно и со знанием дела.

Талгат за прошедшие годы отлично изучил множество потайных входов и выходов за стены, о которых раньше не догадывался, однако теперь его люди, посланные на разведку, подтвердили, что отступать будет некуда: все лазейки оказались или завалены камнями или перекрыты надежной охраной. Конунг пришёл, чтобы закончить противостояние, а не продлевать его.

Великий Хан в душе признавал, что это было правильно: затянувшееся противостояние изматывало, лишало душевных сил. Порывистая натура кочевника требовала закончить схватку одним ударом, и даже вероятность собственной гибели не уменьшала решительности Талгата. Сдаваться без боя он не собирался, а вот играть до конца, используя все преимущества, которые еще оставались - да.

Впрочем, хольдинги не спешили. Обосновавшись на расстоянии тройного полёта стрелы от стен, они выслали к городу вестника. Одинокий всадник приблизился в воротам, над которыми развевались тонкие алые полотнища. Длинные и узкие, словно змеи, они яркими полосами расчерчивали синее небо, стелились в воздухе, играясь с утренним ветром, забавляясь, беззаботно радуясь наступившему утру.

Талгат отрешенно подумал, что уже вечером от этой яркой, праздничной нарядности не останется и следа: все растворится в копоти, дыму, пропитается кровью и болью, станет неважным из-за груза потерь и усталости.

Конунг Лид звал Великого Хана с нойонами на переговоры, обещая всем неприкосновенность. Хан лишь криво усмехнулся, он был бы глуп, если бы не понимал, где таится главная опасность. Однако соблюдение традиций войны было священным, и Талгат приказал открыть ворота.

Из лагеря хольдингов навстречу городу выехало всего пятеро. Лида и его сестру хан узнал сразу, третьим был Дуараг, градоправитель Танасиса, четвертым - Лонхат, по всей видимости он представлял Гилон. А вот последнего всадника хан рассматривал с удивлением, слишком уж он отличался от остальных одеждой, оружием, да и внешность для хольдинга у него была непривычной.

Чуть придержав коня, хан полуобернулся к своей свите, однако нойоны не смогли развеять замешательство хана, чужак был им неизвестен. По лицу Талгата пробежало раздражение, он не любил оставаться в неведении относительно своих врагов, но сейчас выбора не было. Хан поднял руку и его отряд остановился в ожидании.