— Ниже глобус держи, ниже!
Шагровский посмотрел на родственника безумными глазами, но кивнул: мол, все понял, не волнуйся.
Волноваться было от чего.
Боеприпасов у противника оказалось вдосталь, и на месте недавнего столкновения разорвались с десяток гранат подряд. Несколько из них рванули прямо рядом с неподвижными телами мертвых ликвидаторов, калеча бездыханные трупы еще больше. Осколки исхлестали и квадроциклы — запах вытекающего бензина, смешанный с вонью взрывчатки, был слышен даже на солидном расстоянии.
Дым и пыль рассеялись, и почти сразу загорелся красный светодиод на трофейном уоки-токи, который молчал с ночи — тогда пропавший передатчик предусмотрительно выключили из общей сети.
Валентин и Кац переглянулись.
Рация снова зажужжала, огонек замигал.
— С нами хотят поговорить, — сказал профессор, осклабившись. — Кажется, они восприняли нас серьезно, племянничек! Слушаю, — произнес он в микрофон, не сводя глаз и ствола с прохода между скалами.
— Здравствуйте, профессор!
Голос был тот же, что слышался из динамика в предрассветные часы. Тогда говоривший представился, как Вотчер — трудно было не вспомнить тембр и интонации. Даже уверенности в голосе не убавилось, хотя любой командир, потерявший уже семерых из двенадцати подчиненных, должен был чувствовать себя не совсем уютно.
— Здравствуй, Вальтер, — сказал Кац в ответ, стараясь, чтобы в голосе не была слышна отдышка. Все-таки возраст давал о себе знать, удержать дыхание после стометрового спурта на жаре Рувим уже не мог. — Ты, наверное, рад меня слышать?
Некоторое время рация шипела вхолостую — с той стороны переваривали информацию, размышляли, как себя вести.
— Конечно, рад, профессор! — отозвался наконец голос Ботчера. — Хоть знаю я вас недолго, но такое знакомство со столь известным человеком всегда приятно. Заранее сожалею, что будет оно коротким…
— Мне тоже жаль, — поддержал насмешливый тон собеседника дядя, и легкая ирония, слышавшаяся в его голосе, настолько контрастировала с напряженным выражением вспотевшего лица, что Шагровский в очередной раз подивился тому, как владеет собой этот близкий ему, но совершенно незнакомый человек. — Но что поделаешь? Я понимаю, что в итоге один из нас должен будет уступить позицию другому… Кстати, Вальтер, хочу вас спросить: что же вы так жестоко обращаетесь с телами погибших товарищей? Просто страшно смотреть…
Вальтер хмыкнул.
— Странный вопрос. Я полагал, что мы оба прагматики. Они же мертвы, не так ли? А мне нужно достать вас… Что поделать, профессор Кац? Чисто деловой подход.
— Смотри за верхушками скал, Валек, — произнес дядя негромко, отпустив клавишу передатчика уоки-токи. — Если что — стреляй. Он заговаривает нам зубы…
— Не хотите ли послушать мои предложения? — спросил немец тем же дружелюбным тоном. — Ведь нельзя вечно тянуть партию? Ясно, что ваша позиция проигрышна…
— Будете предлагать сдаться?
— Буду.