Рана в брюшине почти не кровила, хотя внутри у Иегуды что-то хлюпало и плескалось. Было тяжело переставлять ноги, но он сделал над собой усилие и дошел до все еще живого Бнаи.
— Прости, — сказал старик. — Я не смог помешать.
Юдифь так и сидела, опершись на балюстраду, прижимая к груди голову мертвого брата с торчащим из виска оперением стрелы. Глаза ее были полуоткрыты, из угла рта по шее бежала тонкая алая струйка. Иегуда защипнул ей веки негнущимися пальцами.
— Там, — прохрипел Бнаи, — там за балюстрадой — мина. Очень старая. Я нашел ее. Надо перелезть и повиснуть… Хотел спасти…
Он замычал и засучил ногами в натекшей под него луже.
— Ребенок… Должен был… Не смог…
Он замолчал, а потом сказал неожиданно четко:
— Спасибо, что убил его. Мне больно, аба… Очень больно. Не могу терпеть. Я прошу тебя, добей…
Иегуда посмотрел ему в глаза и кивнул.
Сверху донесся рев и барабанный грохот — «Фрезентис» ворвался в Мецаду, вопя в тысячи глоток: «Десятый!» и «Слава Цезарю!».
Прокуратор Иудеи Флавий Луций Сильва сдержал свое слово. Крепость пала под ударами его легионов, в Иудейской войне, долгой и кровавой, наступал перерыв.
Он стоял на вершине еврейской твердыни, прикрывая рот и нос платком, смоченным в уксусе. Прокуратор был привычен к запахам войны, но тут так несло жареным человеческим мясом…
Ни одного убитого при штурме, ни одного выстрела, ни одного брошенного камня. Можно было сразу догадаться, что происходит! Эти безумцы повторили то, что сделали в Иотапате и Гамале. Убили самих себя и испортили прокуратору все удовольствие. Разве можно назвать победой захват кладбища? Никого живого! Только трупы! Трупы! Трупы! Трупы и огонь!
Глава 28
Чезаре выглядел испуганным. Более того, он выглядел почти безумным. Немыслимая широкополая шляпа из соломки с разлохмаченными неопрятными краями, закрывавшая пол-лица не могла скрыть покрасневшие воспаленные глаза и бегающий взгляд. Казалось, профессор Каприо не может сфокусировать внимание на чем-нибудь одном, а все ищет и ищет, за что бы зацепиться размытым взором. Линзы очков были грязными, захватанными, рубашка застиранной, некогда светлые брюки из дорогой льняной ткани все в пятнах. Картина получалась неутешительная, глядеть на Чезаре такого — постаревшего, опустившегося, растерянного — было очень больно. Всегда неприятно наблюдать, как жизнь кого-то пережевывает, а уж когда по наклонной катится совершенно безобидный, талантливый и немало натерпевшийся человек… Что тут говорить!
Рувим знал профессора не первый год. При всех странностях, свойственных людям творческих профессий, Каприо был далек от сумасшествия, как горячо любимая им история — от американского футбола. Все потрясения итальянец переносил стоически, все более и более погружаясь в пахнущий пылью, старой кожей и деревом мир древних архивов и библиотек. Конечно, как все зацикленные на предмете познания ученые, Каприо со стороны выглядел странновато. Но безумие?.. Нет, нет и еще раз нет! Ничего подобного в поведении Чезаре профессор Кац не замечал.
Их последняя встреча на Патмосе была чрезвычайно конструктивной, Каприо даже настоял на том, чтобы работа Рувима по переводу писем Иосифа Флавия была оплачена, и спустя месяца три, после того, как Кац отослал файлы на почту коллеги, на его домашний адрес пришел конверт с чеком. Сумма оказалась не то чтобы внушительная, но как повод для радости вполне годилась.
Когда за следующие три месяца Рувим не получил от Чезаре ни одной весточки, он не удивился. Ученые, работающие со старыми рукописями, становятся очень неторопливы. А куда спешить? Все упомянутые в древних манускриптах давно умерли, сменились страны, ушли в небытие цивилизации. Чезаре мог написать и через год. А мог и через два. Кто знает, чем он сейчас занят? Но удивляло другое: находка подлинных писем Иосифа Флавия должна была стать сенсацией в мире историков, да и во всем цивилизованном мире тоже, но этого не произошло. До сегодняшнего дня ни один из документов не был показан публике.
В принципе, и это Рувим еще мог понять — библиотека монастыря не хотела излишней огласки. Причины этого были открыты любому, кто знал о существовании огромного рынка нелегальных исторических документов — каждое мало-мальски достойное собрание древних книг и рукописей подвергается постоянному риску краж. Монахи и так с трудом спасали ценнейшую коллекцию от разворовывания и в рекламе не нуждались. Их задачей было оцифровать библиотеку, а для такой работы, как известно, лучше всего подходит тишина.
ebooksa