– Ясно: если вода течет в сторону Казаха, то даже керосин вливать в поток бесцельно, тем более что для этого надо нырять на дно озера.
Позади них послышался веселый голос Асмик.
– Погляди, Армен, – говорила она, срывая цветок за цветком, – какие они красивые, какие ароматные!..
Собрав цветы, Асмик сплела из них венок и с шутливой торжественностью возложила его на голову Камо.
– За исправление Сэто… за спасение нашей фермы… – перечисляла она заслуги Камо. – Но я вижу, – обернулась она к Армену, – что у поэта на куски сердце разрывается. Погоди, сейчас и для тебя сплету.
Асмик сплела еще один венок и надела его на голову Армену.
– Ах, как ты похорошел, Армен! Хотя… ты всегда был хорошеньким, – шутила девочка.
В этот день удивительно болтливой была Асмик.
– А Грикор?.. Бедный мой пастух! Погоди, тебе я нарву нарциссов… На, вот тебе мой подарок! Но, если ты не будешь лечить ногу, как обещал, я тебя перестану любить… А ты, мой добрый дед, что заскучал? На этот букет тебе. Видишь, какие у тебя хорошие внучата!
Дед поцеловал Асмик в голову и вздохнул. Места, где он бродил в молодые годы, пробудили, по-видимому, у старика волнующие воспоминания, и, глядя на озеро, он запел. Это была какая-то восточная, полная грусти песня. И старик спел ее так хорошо, что ребята расчувствовались.
– Эх, Дали-даг!.. Сколько, сколько таких, как мы, приходили к тебе, дышали запахом твоих чудесных цветов и уходили… Никто не знает, откуда приходят люди, куда уходят, человеку непонятны тайны природы…
Старик встал. Он был глубоко взволнован:
– Ну, пойду, ребята, на охоту. Дали-дага я больше не увижу, это в последний раз… Пойду погляжу, зорок ли еще мой глаз!
Дед встал и, слегка покряхтывая, поднялся на ближайший гребень скалы.
Он долго стоял здесь, внимательно вглядываясь вдаль.
По ту сторону гребня, в лощинке, мирно паслось несколько диких баранов.
Дед вскинул ружье. Вожак увидел его, тревожно фыркнул, и бараны, делая огромные прыжки, стремительно понеслись вниз по кремнистой горе.
Раздался гулкий выстрел. Прожужжала пуля, и красавец муфлон упал на голову, перевернулся и покатился по склону, оставляя на снегу пятна крови.
Вскоре старый охотник с ружьем в руках вновь появился на гребне. Он прикрыл ладонью глаза и долго смотрел на Севан, на чудесные горы, а потом запел снова. Это была песнь его юности – «Песня пастуха». Пел он грустно, всем своим взволнованным сердцем говорил «прости» любимым горам…
Несколько научных подсчетов