В это время вошел во двор зеленоглазый мальчик с бледным, встревоженным лицом. Это был завистник Артуш.
Мальчики молча смотрели на него. Сейчас, после несчастья с Камо, им особенно был неприятен этот старый недруг.
– Ну, ты-то чего нюни распустил? – ядовито спросил Грикор. – Ты чего печаль разыгрываешь?
Артуш поднял на Грикора глаза, полные неподдельного горя, и Грикор понял, что очень-очень огорчил его своими словами.
– Не сердись на меня… – сказал Артуш. Голос у него был подавленный, робкий. – Ради него простите! – На глазах у Артуша выступили слезы.
– Ладно, – протянул руку Артушу Армен. – Только сейчас не до тебя…
У постели больного хлопотали несколько человек.
Ашот Степанович держал пузырек с нашатырным спиртом. Баграт тер Камо виски. Арам Михайлович делал мальчику искусственное дыхание.
Их усилия наконец увенчались успехом. Бледное лицо учителя вспыхнуло, глаза загорелись радостью.
– Жив? – спросил Баграт.
– Жив! Дышит…
Это известие мгновенно перенеслось во двор. Все облегченно вздохнули. Оттуда донесся голос Асмик:
– Пустите, пустите меня к Камо!..
– Ну хорошо, хорошо, иди, теперь можно, – сказал председатель, добродушно улыбаясь.
Грикор стоял в сторонке, обливался слезами, но не в силах был даже сейчас удержаться от шутки:
– Уж я знаю: притворялся мертвым, чтобы мы его еще больше полюбили!
Все засмеялись, но не потому, что им понравилась шутка Грикора, а просто от радости.
Асмик, встретив изумленный взгляд еще ничего не соображающего Камо, остановилась, повернулась, прижалась к груди Баграта и разрыдалась.
– Успокойся, доченька, все хорошо, все прошло, – говорил Баграт, ласково гладя шелковистые каштановые волосы девочки. Но и сам он не был спокоен и с трудом сдерживал охватившее его радостное волнение.
Из соседней комнаты вышла мать Камо, опустилась на колени и, припав к ногам сына, заплакала. Это были слезы не горя, а того безграничного счастья, которым может быть полно только сердце матери.