Он так крепко сжимал ручку чемодана, что пальцы у него побелели. Взгляд его безумно блуждал поверх моей головы, на лбу выступили капельки пота… Происходило что-то неладное, но что именно, я не понимал. На всякий случай я поменял позу и сказал, отчетливо произнося слова и стараясь придать голосу предупредительную интонацию:
— Благодарю вас, профессор. Надеюсь, упомянутые документы облегчат мою задачу. — Его по-стариковски опущенные плечи судорожно вздрогнули. Отпустив ручку чемодана, он подтолкнул его ко мне, сделал неуверенный шаг назад, сел и слегка коснулся пальцами висков. Его руки, пожелтевшие, очень тонкие и сухие, казалось, шелестели… Я ощутил холодок в груди: передо мной сидел обреченный человек, смирившийся со своей обреченностью. Но даже если и так, чем я мог ему помочь?
Наше молчание становилось тягостным, поэтому я поспешил нарушить его.
— Когда вы дадите мне копию договора с юсами? Я хотел бы поработать над ним день-два.
— У меня нет копии договора, — чуть слышно ответил Дженетти.
Да, у него нет и никогда не было копии. И эта игра «вслепую», в которую он втянут, ужасно его угнетала.
— Но, позвольте, профессор! Как же так, у вас нет копии? Ведь вы же работаете именно над реализацией этого договора? Или я вас неправильно понял?
Дженетти враждебно посмотрел на меня. Я, однако, продолжал в том же дурацком духе:
— Я убежден, что договор содержит десятки положений, что мы, как надеюсь, и они, приняли на себя ряд обязательств, которые должны выполнить. Выполнить точно и в срок! В конце концов, это ведь юсы, а не какая-то благотворительная организация, не так ли, профессор? А что же оказывается? Сектор, которому поручено выполнение этих обязательств, не ведает, каковы они! А тогда зачем он вообще создан?
— В нем работают отдельные группы, и работа каждой из них строго засекречена. Дирекция спускает задачи…
— Ага! И вы, руководитель, который, как вы сами сказали, осуществляет координацию, не знаете, чем занимаются эти непосредственно подчиненные вам группы? Но, извините, что же вы в таком случае координируете? Может быть, турниры доминошников? Или выступления самодеятельных коллективов?
— Так мы ни до чего не договоримся, молодой чело-дек! — вырвался вопль у Дженетти, и скороговоркой он добавил несколько непонятных фраз по-итальянски.
Да, он был прав. Мы ни до чего не договоримся.
— Что ж, ладно, — примирился я. — Но тогда скажите мне прямо, для чего меня сюда пригласили?
Он тяжело вздохнул. По его виду было ясно, что теперь предстоит самая тяжелая часть разговора. И что избежать этого невозможно. Воцарилось молчание. Незаметно в кабинет проникли звуки городского дня. Я прислушивался к ним с каким-то щемящим беспокойством.
Наконец, Дженетти сделал над собой усилие и произнес:
— Вы должны раскрыть это преступление, Симов. Любой ценой. Понимаете?
— Вы надеетесь, что я могу исказить истину, чтобы услужить вашему никчемному сектору? Облегчить реализацию жалкого проекта, разработанного шайкой обезумевших трусов? Что я буду содействовать более полному удовлетворению прихотей юсов?
Его темные, тусклые от усталости глаза засветились почти отеческой теплотой.
— Не только за этим, Симов, — тихо сказал он. — Не только. Вы молоды. Совсем молоды.