Я скрестила руки на груди и уставилась на Хайсена:
– Где ты был все это время? Мы в полете уже несколько часов.
Он пробежался пальцами еще по нескольким клавишам на экране.
– Спал в моей кабине. Когда проснулся, обнаружил, что вы угнали мой личный транспорт. – Он повернулся к Матиасу. – Сейчас, кстати, у вас есть доступ ко всей навигационной панели.
Матиас повернулся к голографической контрольной панели, где рядом с пятью вспыхнуло еще десять новых экранов со множеством различных опций. Экраны имели странные заголовки, наподобие «Разум Нокса», «Обзор восстановленных требований», «Защита» и т. п.
Пока Матиас увлеченно просматривал новые наборы опций, я повернулась к Хайсену и тихим шепотом, так, чтобы слышал только он, сказала:
– Этот корабль выглядит чересчур продвинутым, чтобы Матиас так быстро взломал его систему безопасности.
Зеленые глаза Хайсена стали такими мягкими, что я почти чувствовала их теплое прикосновение.
– О чем ты говоришь, моя госпожа?
Минуту назад я хотела его внимания. Но сейчас, когда он придвинулся так близко, что заслонил собой все вокруг, мне хотелось, чтобы он смотрел не на меня.
– Я думаю, ты знал о том, что мы попали на борт корабля, и позволил нам взлететь.
В углу радужной оболочки его правого глаза я заметила крохотный вживленный приборчик в виде звезды, сиявшей золотом среди зелени. Я слышала о таком – это версия нашего волнофона в Доме Весов, называемая Скан. Весианцы таким образом загружают новую информацию в специальный чип, который имплантируют в их мозг, когда им исполняется двенадцать лет. Они используют его также для передачи сообщений друг другу или для просмотра сохраненной информации.
– Я же говорил, что я к вашим услугам, – прошептал он. – Всегда.
– Всегда – это очень долго.
– Мудро подмечено, моя госпожа.
Я засмеялась:
– Я бы попросила называть меня Роу.
– Мы приближаемся к планете Аргир, – холодно объявил Матиас. Я почувствовала, как под его неодобрительным взглядом порозовели мои щеки.
– Аргир? – спросил Хайсен. – Это болото разврата? Мы не можем взять леди Роу…
Дальнейшие слова Хайсена потонули в пронзительном тонком вое моего эфемерида.