Зодиак

Как они могли шутить, когда Окус так силен и опасен, а у нас нет никакого способа остановить его?

* * *

Хайсен так пристально смотрел на меня, словно хотел прочесть мои мысли:

– Что может атаковать через Психоэнергетическую Сеть?

Его слова поразили меня.

– Ты его тоже видел?

– Кого? – Хайсен потянулся к черному опалу, но я сжала его еще крепче и отвела руку.

– Если мы откроем эфемерид, он снова нас найдет.

– Он? – Хайсен нахмурился. – Думаю, ты должна мне кое-что рассказать.

Я спрятала опал в карман на «молнии», где хранила волнофон, и снова ощупала несуществующие синяки на горле.

– Ты что-нибудь слышал о Змееносце?

Удивительно, но Хайсен был знаком с теорией о тринадцатом Доме. Он поведал, что тайное общество «Чертова Дюжина» располагает довольно мощной базой в Доме Весов. Среди моих друзей я была единственной, кто обладал уймой всевозможных сведений о Вселенной. И все же, вдалбливая в меня все эти знания, мама никогда не упоминала о тринадцатом Доме Зодиака.

Я рассказала ему, как встретилась с Окусом в эфемериде, и о том, что он виновен в последних стихийных бедствиях и в нападении на наши спутники. Неожиданно я поняла, почему мне не удалось убедить Матиаса. Разве можно было передать обычными словами весь ужас, который мне довелось пережить при виде жуткого ледяного существа?

Пока я говорила, Хайсен слушал очень внимательно. Вместо того чтобы насмехаться над моей историей, он воспринял всерьез каждое слово. Матиас в это время следил за мониторами. Когда я закончила, Хайсен сказал:

– Древние астрологи утверждали, что первые Хранители могли проецировать сами себя через эфемерид, потому что они тоже когда-то были звездами.

Матиас у экранов состроил скептичную гримасу:

– Это всего лишь теория, никто не знает, считали ли они так на самом деле.

Хайсен смотрел только на меня.

– Даже если и так, это все равно подходит под то, что ты описываешь.

– Но… ты мне веришь? – Мой голос прозвучал слишком робко и наверняка совсем не внушал доверия, но мне было все равно. Я видела только одно: Хайсен не насмехался надо мной, не раздражался, не хмурился.

На его лице отразилось легкое замешательство.