18–26.
Война началась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МИТТЕЛЬШПИЛЬ
ЭПИЗОД СОБАКИ
Солнце село, и ноздри желтой собаки учуяли запах Той Самой Вещи.
Сегодня Та Самая Вещь возникла чуть выше в небесах, чем вчера. Собака почти не могла ее видеть — ее зрение плохо фокусировалось на неподвижных далеких точках — но этот слабый, тревожный, такой родной и невыносимо недосягаемый запах нельзя было спутать ни с чем.
Желтая собака обратила нос к тому, что для человеческих глаз было самой яркой звездой в сумеречном небе. Она нервно зашевелила ноздрями, чтобы впитать как можно больше Того Самого Запаха. В нем было что-то от запаха солнца и подвижных вещей двуногих — но солнце пахло гораздо резче, грубее, гуще, а от вещей двуногих вообще шибало так, что хотелось чихать и болела голова… Нет, Та Самая Вещь пахла тонко. Томительно. Возбуждающе… Но возбуждала совсем не так, как запах мяса или кобеля при течке. Желание, которое пробуждал Тот Самый Запах, было столь же сильно и неодолимо — но собака не знала, не понимала, что с ним делать. Ни один инстинкт не подсказывал, чем можно его утолить.
Подняв морду к Той Самой Вещи, желтая собака в тоске заскулила, а за ней вступили и остальные — вся стая черного цветка.
Желтая собака прочно забыла, что когда-то — всего пару месяцев назад — она знать не знала Той Самой Вещи, и даже не чувствовала запахов солнца и подвижных вещей двуногих. Она забыла, как ее ужалил черный цветок, как она потом валялась, дрожа и не в силах согнать с себя мух, как потом в жутком приступе голода жрала все подряд — траву, землю… Забыла, что когда-то она не принадлежала цветку и не мучилась от непостижимых, неутолимых желаний… Все это стерлось начисто.
Сам черный цветок никаких желаний в ней не будил. Желтая собака отличала его по запаху, но воспринимала лишь как кормушку.
Правила были просты. Даже собачьи мозги могли их усвоить.
Съедобных, только что ужаленных цветком — не ешь. У них неправильный запах. Позволь им уйти.
Они, ужаленные, все равно вернутся — цветок их притянет. Вернутся уже без запаха, вялые и беспомощные. И вот тогда — убивай и ешь, а потом испражняйся под цветок: только это ему и нужно.
А еще не ужаленных — загоняй к цветку. Цветок их ужалит. И тогда они придут к нему, притянутые, во второй раз. Придут уже ослабленные. Придут как твоя еда.
Чего-чего, а еды стало вдоволь с тех пор, как желтая собака покорилась цветку. Мыши, ящерицы, птицы, змеи… Цветок притягивал всех. А тех, кто слабо чувствовал притяжение, можно было загнать стаей — как тех двух детенышей двуногих. Целыми днями стая караулила вокруг цветка, своей кормушки, и не знала голода… Но по ночам восходила Та Самая Вещь — и мучила собак голодом, который не могло утолить никакое мясо.
Желтая собака скулила все протяжнее и отчаяннее. Ее скулеж перешел в вой… Дай! Дай! Дай! — выла она, а за ней вся стая. Дай нам то самое, непонятное, недоступное, чего ты заставляешь нас хотеть — и оставь в покое…
Юпитер медленно полз в темнеющем небе. Невидимый для собачьих глаз. Глухой к собачьим мольбам.
ИЗ АРХИВА. ОФИЦИАЛЬНЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ
Декрет Совета Колонии Фламмарион
dsnp://flammarion.moon/
ebooksa