Великий Аттрактор

22
18
20
22
24
26
28
30

С другой стороны, снося стальное ограждение, на площадку влетают БТР-70 и кустарно бронированный ЗИЛ. С башни в спину американцам начинает глухо стучать танковый пулемёт. Они в свою очередь перестают бить по больнице и ретируются в проход между корпусами. Наконец-то мы можем разогнуться. ЗИЛ, резко развернувшись буквально на пятачке, въезжает своим задом по лестнице прямо в рекреацию. Из кузова выскакивают двое бойцов Венгра.

– Сначала бабы и дети! – выкрикивает один. Люди устремляются в спасительный грузовик. Я хватаю парнишку-проводника и подталкиваю в кучу к остальным. В панике вместе с женщинами пытается пролезть какой-то мужик и без разговоров получает пулю в голову. Суматоха быстро стихает.

Завидев и узнав нас, боец, делает приветственный жест:

– Забрать?

– Да, мы сваливаем, – киваю я.

Какое-то шестое чувство заставляет меня посмотреть наверх. На больницу заходят два ударных беспилотника, которые до этого маячили над городом. Понимая, что произойдёт через секунду, я, не раздумывая, перекатываюсь к краю рекреации, сбивая с ног и увлекая за собой француза и чуть притормозив о ступени лестницы, падаю на первый этаж. Жан-Пьер падает на меня, по ощущениям, ломая мне пару рёбер.

Первая ракета вспарывает брюхо БТРу, скрывая его за огненной вспышкой. Вторая уходит под днище ЗИЛа и чуть подбрасывает его. Две другие отправляются прямо в черноту рекреации, детонируя где-то в чёрных коридорах и превращая весь второй этаж в пылающий ад.

Прижав к себе Жан-Пьера рукой, я закрываю глаза. Сверху сыплется бетонная крошка. Сознание постепенно покидает меня. Кто-то зовёт меня по имени. Передо мной маленькая девочка в светлом платье. Человек в военной форме кладёт ей руки на плечи и нежно говорит:

– Ну, всё, Верочка, нам пора.

* * *

6:42. Звенящая тишина. Я обнаруживаю себя идущей по развалинам первого этажа больницы. Рекреация сверху полностью уничтожена взрывом. Бетонные плиты раскрошены и покрыты копотью, из них словно рёбра торчит погнутая арматура. Догорает упавший с разрушенной лестницы ЗИЛ. Вокруг десятки разорванных тел: части рук и ног, вырванные из животов кишки, просто какие-то бесформенные куски мяса…

В общей каше я вдруг узнаю знакомое лицо. Это мальчишка-цыганёнок. Его глаза спокойно закрыты, а чёрные волосы как обычно всклокочены, будто бы он просто спит. Я протягиваю руки и, подняв с земли его голову, инстинктивно прижимаю её к себе. Где всё остальное, уже не представляется возможным понять.

Я продолжаю идти, не понимая, куда. Запинаясь обо чьи-то останки. Нежно обнимая оторванную мальчишескую голову. Что-то внутри меня лихорадочно пытается стабилизировать моё психическое состояние, выбрасывая в кровь новые и новые порции активных веществ.

Почему всё это происходит? Как всё бессмысленно… У развороченного ракетой БТРа тела бойцов Венгра. Они лежат на земле и свисают с обугленной брони, словно порванные тряпичные куклы. Неподалёку расстрелянные ими американцы. Знали ли они вчера, что сегодня навсегда окажутся вместе? Как оценить это через экзистенциализм Сартра? Акт свободы человеческой воли, привносящий смысл в существование окружающего бытия? Какое глупое решение.

– Что ты делаешь?! – через какую-то гудящую глухую пелену кричит мне неизвестно откуда появившийся Жан-Пьер.

Он хватает меня и тащит ближе к разрушенным больничным стенам, торопливо говоря что-то о солдатах, которые выгрузились ещё из нескольких грузовиков. В кровь выбрасывается ещё одна лошадиная доза адреналина и постепенно прочищает мне мозги. Мы прячемся и затаиваемся за грудой обвалившихся бетонных плит. Я осторожно кладу голову мальчишки на разломанную балку и аккуратно накрываю какой-то пыльной тряпкой. Когда-нибудь мы вернёмся за тобой, пацан.

Поблизости слышится движение. Шаркающие шаги военных берцев по раскрошенному кирпичу. Судя по звуку – двое. Так и есть. Два пехотинца обходят место вчерашней бойни, выискивая глазами, чем бы можно было поживиться. Жан-Пьер, вжавшись спиной в стену и крепко вцепившись в свой MP-5, судя по всему, готов переждать, пока американцы скроются за поворотом. Но я не хочу упускать такую лёгкую добычу.

Словно подчиняясь какой-то заложенной программе, я с разбегу толкаю обоих в спины и, повалив на землю, приземляюсь сверху. Не раздумывая и секунды, первому я пальцами выдавливаю глаза, потом выхватываю у него из-за пояса десантный нож и одним глубоким надрезом рассекаю второму горло. Ослеплённый солдат истошно орёт, но я не обращаю на это внимания и спокойно снимаю с них пару M-16. Скоро здесь появится новое мясо, а значит, нужно подготовиться. Вместе с шокированным Жан-Пьером я быстрым шагом захожу внутрь здания.

Внутри больница выглядит зловеще. Палаты, кабинеты и коридоры, заваленные фрагментами разломанной мебели, грязным тряпьём и битым стеклом, навевают уныние. Оставшиеся на стенах плакаты, наглядно рассказывают на неизвестном мне языке о пользе прививок и ранней диагностики. Француз нервно размахивает по сторонам наствольным фонариком, немного раздражая. Я осматриваюсь, прикидывая, как можно использовать здание, чтобы уничтожать подходящие силы противника небольшими группами.

– Вера, смотри! – подзывает меня журналист с такой интонацией, словно обнаружил что-то странное.