– Пожалуй, стоит обсудить этот вопрос со старейшинами. Какой у нас выигрыш в субъективном времени?
– Не знаю, сэр.
– Гм? Так посчитай! Или дай мне данные, и я сам посчитаю. Я вовсе не утверждаю, что я столь же талантливый математик, как ты, но с этой задачкой справится любой курсант. Уравнения достаточно простые.
– Да, сэр. Но у меня нет данных, чтобы подставить их в уравнение сжатия времени… потому что скорость корабля теперь никак не измерить. От фиолетового смещения никакой пользы – мы не знаем, что означают спектральные линии. Боюсь, придется подождать, пока у нас не появится базовая линия подлиннее.
– Порой я сам удивляюсь, зачем вообще в это ввязался, – вздохнул Кинг. – Ладно… можешь хоть что-то предположить? Много понадобится времени? Мало?
– Гм… много, сэр. Годы.
– Вот как? Что ж, бывало и хуже. Годы, значит? Играешь в шахматы?
– Играю, сэр. – Либби не стал упоминать, что давно забросил шахматы из-за отсутствия достойных соперников.
– Похоже, у нас будет полно времени, чтобы поиграть. Е-два – Е-четыре.
– Конь Це-три.
– Нестандартный дебют, да? Ладно, отвечу позже. Полагаю, лучше будет отправиться к той G2, пусть к ней и дольше лететь… и предупредить Форда, чтобы организовал какие-нибудь соревнования или вроде того. Как-то не хочется, чтобы они чувствовали себя словно в гробу.
– Да, сэр. Я не упоминал про время торможения? По моим расчетам, оно займет около одного земного года субъективного времени, при замедлении в один
– Гм? Почему бы не тормозить так же, как и ускорялись, – с помощью твоего движителя?
– Прошу прощения, сэр, – покачал головой Либби. – Недостаток этого движителя в том, что для него нет разницы, каковы были ваши предыдущие курс и скорость; если вы перейдете в безынерционный полет в окрестностях звезды, его световое давление отшвырнет вас от нее, словно подхваченную потоком воды пробку. Ваш предыдущий импульс перестанет существовать одновременно с инерцией.
– Что ж, – заключил Кинг, – будем тогда придерживаться твоего плана. Не стану пока с тобой спорить – я еще много не понимаю в этой твоей штуковине.
– Я и сам многого в ней не понимаю, – серьезно ответил Либби.
Корабль покинул орбиту Земли меньше чем через десять минут после того, как Либби запустил свой космический движитель. Пока они с Лазарусом обсуждали его загадочные физические аспекты, позади осталась орбита Марса – на что ушло меньше четверти часа. Когда Барстоу созвал организационное совещание, до орбиты Юпитера было еще далеко, но на то, чтобы найти на забитом людьми корабле всех его участников, потребовался час; и когда Заккер наконец призвал всех к порядку, они преодолели миллиард миль за пределами орбиты Сатурна – хотя с момента команды «Пуск!» прошло меньше полутора часов.
Но после Сатурна промежутки между орбитами становились все длиннее. На орбите Урана дискуссия все еще продолжалась, однако с кандидатурой Форда все согласились еще до того, как корабль пересек орбиту Нептуна. Кинга официально объявили капитаном, после чего устроили ему экскурсию по кораблю с Лазарусом в качестве гида, и он уже совещался с астронавигатором, когда корабль миновал орбиту Плутона почти в четырех миллиардах миль от Солнца, но при всем при этом прошло меньше шести часов с тех пор, как солнечный свет зашвырнул их в космос.
Даже тогда они еще не покинули Солнечную систему, но от звезд их не отделяло больше ничего, кроме зимних квартир околосолнечных комет и убежищ, где скрывались гипотетические трансплутоновые планеты, – пространство, где Солнце еще сохраняет власть, но вряд ли обладает на него абсолютным правом. Но даже до ближайших звезд оставались многие световые годы. «Новый рубеж» мчался к ним сквозь космический холод со скоростью чуть меньше световой.
Дальше, дальше, все дальше… в бескрайнюю бездну, где мировые линии почти прямые, не искривленные гравитацией. С каждым днем, с каждым месяцем… с каждым годом стремительный полет уносил их все дальше от человечества.