Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

В любом случае Новый Иерусалим должен был пасть, и время не было нашим союзником.

Между тем в большой аудитории Университета собралось Временное конституционное собрание. Его открыл Хаксли, который отказался снова от президентского кресла, затем объявил, что все законы, принятые со дня инаугурации президента Неемии Скаддера, более не имеют юридической силы, недействительны и что старая Конституция и Билль о правах вновь действуют с сего момента, с учетом требований временного военного положения. Нашей единственной целью, заявил он, является разработка упорядоченных методов восстановления прежних демократических процессов. Любые изменения в Конституции, если таковые потребуются, необходимо отложить до проведения первых свободных выборов.

Тут он передал слово Новаку и покинул собрание.

Времени на политику у меня не оставалось, но как-то раз я оторвался от работы, чтобы посидеть на дневной сессии Ассамблеи, потому что Зебадия намекнул мне, что надо ждать внушительных фейерверков. Я пробрался в задний ряд и смотрел, как один из молодых гениев Новака демонстрирует фильм. Я застал только вторую его часть. Сначала он показался мне обыкновенным учебным фильмом по истории Соединенных Штатов. В нем рассказывалось, что такое гражданские свободы, каковы обязанности гражданина свободного демократического государства. Разумеется, фильм категорически противоречил всему, что было положено учить в школе Пророка, но притом создатели киноленты использовали все те приемы и методы изготовления учебных фильмов, что и их коллеги в стане Пророка. Показ закончился, и молодой гений (не помню его имени, может, потому, что он мне с первого взгляда не понравился. Стоукс? Назовем его Стоуксом, не все ли равно?) начал говорить:

– Это был фильм, снятый для переориентации. Разумеется, такой фильм совершенно не годится для того, чтобы перевоспитать взрослого человека. Привычное мышление укоренилось в нем так глубоко, что таким простым фильмом на него повлиять не удастся.

– Зачем же тогда вы тратите наше время, заставляя смотреть его? – выкрикнул кто-то из зала.

– Погодите, пожалуйста. Я хочу сказать, что смысл этого именно для взрослых – при условии, что взрослый будет предварительно подготовлен к восприятию подобных вещей. Вот пролог этого фильма.

Экран вспыхнул вновь. На нем возникла прелестная пасторальная сцена, сопровождаемая задумчивой музыкой. Я не догадывался, к чему это Стоукс ведет, но зрелище было умиротворяющим. Почему-то я вспомнил, что недосыпаю уже четвертую ночь подряд, да и вообще не помню, когда я высыпался. Я откинулся в кресле и расслабился.

Я не заметил перехода от пейзажа к абстрактным фигурам. Мне казалось, что звучит та же музыка и на нее накладывается голос – монотонный, теплый, успокаивающий… Фигуры на экране совершали круг за кругом, круг за кругом, и я начал растворяться в этих узорах…

Тут Новак вскочил со своего стула и с проклятием выключил проектор. Я выпрямился с острым чувством протеста, почти боли, вызывающей слезы на глазах. Новак вполголоса сказал Стоуксу что-то резкое, затем обернулся к нам.

– Встать! – приказал он. – Начинаем разминку! Глубоко вдохните, пожмите руку вашему соседу справа, хлопните его ладонью по спине, посильнее!

Мы подчинились, но я чувствовал себя дураком. И притом раздраженным дураком. Мне было так хорошо всего минуту назад, а теперь я вспомнил о горах бумаг, которые мне никогда не разобрать, и потому не приходится надеяться, что я выкрою вечером хотя бы десять минут для встречи с Мэгги. Я уже хотел уйти, но молодой гений Новака снова заговорил.

– Как мне сейчас указал доктор Новак, – заявил он чуть менее самоуверенным голосом, – нет нужды подвергать нашу аудиторию действию пролога, так как вас не нужно переориентировать. Однако сам фильм в сочетании с техникой подготовки, а в некоторых случаях, возможно, легкой дозой гипнотического препарата, способен задать оптимальные политические настроения у восьмидесяти трех процентов населения. Это было убедительно продемонстрировано на тестовой группе. Сам же фильм является плодом нескольких лет работы аналитиков, основанной на изучении докладов об обращении всех – в том числе, разумеется, всех в этой аудитории, – кто присоединился к нашей организации, пока она оставалась в подполье. Нерелевантное было отброшено, существенное подвергнуто абстрагированию, и то, что в результате получилось, должно превратить преданного последователя Пророка в свободного человека. Естественно, при условии, что он получит порцию воздействия в момент, когда к этому подготовлен.

Вот зачем им понадобилось, чтобы каждый из нас обнажал перед ними свою душу! Что ж, мне это показалось логичным. Видит Бог, мы сидели на бомбе с тикающим механизмом – и мы не могли себе позволить дожидаться того сладостного момента, когда все олухи втюрятся в прекрасных диаконисс и потому у них раскроются глаза, у нас не было на это времени.

В дальнем конце зала поднялся незнакомый пожилой мужчина, похожий на портреты Марка Твена, причем сердитого Марка Твена.

– Господин председатель!

– Я вас слушаю, камрад. Назовите свое имя и округ.

– Вы знаете, как меня зовут, Новак, – Уинтерс из Вермонта. Вы одобрили эту схему?

– Нет, – просто сказал Новак.

– Но он – один из ваших мальчиков.