Повесть «Если это будет продолжаться…» была одной из самых первых у Хайнлайна. Он начал ее в мае 1939 года, сразу после того, как набросал черновик рассказа «Да будет свет!», с которого начиналась его первая версия «Истории будущего» (два года спустя он перенес точку расхождения с нашей временной линии назад в прошлое, в XIX век, и связал ее с основанием Семейств Говарда, но в самых ранних рассказах точкой расхождения было изобретение солнечной энергетической панели Дугласа – Мартин). Его роман «Нам, живущим» все еще кочевал от одного издателя к другому, и эта история (ее самое первое рабочее название – «Капитаны и священники») должна была заполнить один из эпизодов в историческом фоне книги, вавилонский плен Америки под властью Неемии Скаддера и его преемников – Пророков. Светские гуманисты хотели вернуть страну и открыть истинное
Работа над повестью была отложена на лето, а пока Хайнлайн трудился над другими вещами – вносил правки в «Неудачника», которых требовал Кэмпбелл, посещал свой первый семинар по общей семантике, который вел граф Альфред Коржибски. А оставшееся время заняли попытки пристроить полдюжины других отвергнутых Кэмпбеллом рассказов. Только в августе он вернулся к этой вещи, теперь она называлась «Лоза и смоковница».
У Хайнлайна в то лето произошел писательский прорыв, и новое название повести отражало достигнутый им уровень писательского мастерства. Для прежних рассказов ему приходилось выбирать ту или иную мифологическую систему символов и образов. Неуклюжее «Прометей „несет факел“» (греческая мифология) превратилось в «Да будет свет!» (библейская). Либо то, либо другое. Но «Лоза и смоковница» имели отсылку на прощальное обращение Джорджа Вашингтона и были одновременно и библейскими, и патриотическими: цель и смысл либеральной демократии, по словам Вашингтона, состоит в том, чтобы избавить простых людей от обузы в виде принцев и прелатов, капитанов и священников. Цитируя Библию, Вашингтон дал свое видение свободного общества: каждый человек «будет сидеть под своею виноградною лозою и своею смоковницею, и никто не будет устрашать их»[19]. Так что в новом названии было и то и другое – и библейское, соответствующее теократии, показанной в начале истории, и революционно-патриотически-либеральное, сообразное светскому характеру Второй американской революции в конце повести. Хайнлайн все еще учился своему ремеслу, но он добился значительного прогресса в технике, и его техника уже была на голову выше обычных стандартов палп-фикшн. Тем не менее писать было настолько тяжело, что он получал от процесса очень мало удовольствия.
Эта вещь настолько точно вписалась в формат, который Кэмпбелл вырабатывал для журнала «Astounding», что он отбросил блестящее новое название, придуманное Хайнлайном, и заменил его максимально обобщенным, подходящим для научной фантастики в целом (так как все виды спекулятивной фантастики возникают в тот момент, когда рассказчик спрашивает себя: «Что будет, если?..» – а научная фантастика, в частности, продолжает этот вопрос в будущее: «…если это будет продолжаться?..»). Фактически Кэмпбелл был настолько впечатлен новеллой (объем рукописи был примерно 35 000 слов), что присвоил ей свою недавно придуманную категорию «Nova», которой отмечал существенные прорывы в научной фантастике. Хотя многие читатели были не согласны с выбором Кэмпбелла для очередной «Nova» – ведь читатели палп-фикшн весьма консервативны при выборе чтения, – «Если это будет продолжаться…» и «Слэну» ван Вогта, вышедшему позже в том же году, суждено было стать классикой современной научной фантастики, поистине знаковыми вещами эпохи Кэмпбелла. Это произведение закрепило статус Хайнлайна как одного из ведущих писателей-фантастов в тот момент, когда он имел в активе только четыре опубликованных рассказа, в самом начале его почти полувековой писательской карьеры.
«Если это будет продолжаться…» должно было войти в третий том запланированной издательством «Shasta» пятитомной «Истории будущего». Этот проект провалился по нескольким причинам – Хайнлайн потерял в заработке из-за того, что пришлось заниматься «Человеком, который продал Луну» для продвижения первого тома; кроме того, его раздражали особенности деловой практики «Shasta». Он хотел разорвать контракт и не собирался тратить усилия на книгу, которой суждено было превратиться в еще один источник трений. Тем не менее «Если это будет продолжаться…» нуждалось в серьезной редактуре и расширении, для того чтобы придать ей окончательную форму.
За четырнадцать лет, прошедших с момента ее написания, Хайнлайн освоил новые уровни техники, и он хотел использовать некоторые из них, чтобы превратить эту историю из палпа если не в «литературу», то по крайней мере в нечто более важное, чем то, что появилось на страницах «Astounding». Слава богу, ему не нужно было притормаживать в вопросах секса или мировоззрения, и он задумал новый сюжетный ход для истории, благодаря чему Джон Лайл открыл для себя суть Америки, которой Джона лишили Скаддер и его преемники-Пророки. И он повторил бы тот путь, каким ранее прошла Америка, – прочитав «Документы федералистов» и труды отцов-основателей. Освобождение Джона Лайла от культурного ханжества теократии должно было привести его к открытию того, как быть политически независимым человеком, – это та тесная связь, о которой Хайнлайн говорил Кэмпбеллу, когда обсуждал с ним социальные нравы и политику в романе «Нам, живущим».
В 1953 году, отбросив запреты и табу, наложенные издателем «Street & Smith» на «Astounding» образца 1939–1940 годов, Хайнлайн переработал новеллу, увеличив ее объем до 55 000 слов, и реализовал свой изначальный замысел: историю обычного человека, перешагнувшего свои естественные ограничения. Как говорил радикально-католический помощник редактора Джона Кэмпбелла, он был «чертовски откровенен». И, узрите, это было хорошо!
Повесть о ненаписанных повестях
Я обращаюсь в первую очередь к тем, кто уже прочел первые два тома моих сочинений со столь впечатляющим названием «История будущего». Первый том, «Человек, который продал Луну» («Shasta Publishers», Чикаго, 1950 г.), охватывает события от наших дней до конца двадцатого столетия и завершается первыми неуверенными шагами человека в космосе. Читатель смог убедиться, что некоторые рассказы, относящиеся к нашему времени, благополучно устарели. Это профессиональный риск, который я разделяю с синоптиками и гадалками. Том второй, «Зеленые холмы Земли» («Shasta Publishers», Чикаго, 1951 год), посвящен героическим будням освоения Солнечной системы, и все включенные в него вещи относятся к рубежу двадцатого и двадцать первого веков. Если заглянуть в диаграмму, приложенную ко второму тому, то вам покажется, что время действия всех этих историй укладывается в двадцатипятилетний промежуток. Но это лишь оптическая иллюзия, порожденная требованиями полиграфического дела. Указанную последовательность историй тоже не надо принимать за чистую монету. Многие сюжеты пересекаются во времени, однако в них заняты разные персонажи в разных точках пространства.
События предлагаемого вам третьего тома начинаются приблизительно через семьдесят пять лет после финальной истории из второго тома. Между этими книгами остался неохваченным большой кусок «Истории будущего». «Зеленые холмы» завершились тем, что Соединенные Штаты стали ведущей державой в широкомасштабной космической экспансии, охватившей все пригодные для жизни планеты Солнечной системы. Но на первой же странице третьего тома мы видим Соединенные Штаты погруженными во тьму нового средневековья. Страну, забывшую про космос, отгороженную железным занавесом даже от остальной Земли, находящуюся под гнетом теократии, столь же тотальной, как и коммунизм.
Вам может показаться, что вы читаете одну из плохо отредактированных журнальных повестей с продолжением. В конце первой части герой висит над кишащей змеями ямой, а главный злодей глядит на него сверху… А в следующей части мы видим нашего героя гуляющим по Пятой авеню, живого и невредимого.
Я могу заявить в свое оправдание, что мои рассказы никогда не претендовали ни на проработанную историю будущего (относительно которого мне известно не больше, чем вам), ни на эпизоды длинного сериала (так как каждый из них, по идее, полностью независим от остальных). Это всего лишь истории, предназначенные для развлечения и написанные, чтобы оплатить счета за бакалею.
Однако же я считаю, что раз уж вы были настолько любезны, что потратились на третий том, то имеете полное право на авторское разъяснение: почему все-таки он позволил себе столь большой временной разрыв между второй и третьей книгой. На диаграмме между «Зелеными холмами» и первой вещью следующего тома можно увидеть три взятых в скобки названия. Эти три истории (если они когда-либо будут написаны) могли бы закрыть пробел в три четверти века длиной и, возможно, стали бы хорошим дополнительным томом в серии.
Время действия первой из ненаписанных повестей – «Шум его крыльев» – происходило бы незадолго перед событиями «Логики империи» и заканчивалось через несколько лет после них. В ней рассказывалось бы о юности, становлении в качестве телевизионного проповедника и последующей политической карьере преподобного Неемии Скаддера, Первого Пророка, президента Соединенных Штатов, разрушителя американской конституции и основателя теократического режима.
Вторая повесть – «Затмение» – являлась бы в значительной степени аналогом истории Американской революции и распада колониальной системы в XX веке, но речь в ней пошла бы о земных колониях на Марсе и Венере, которые, добившись экономической и политической независимости, порвали бы с матушкой-Землей. Что, в свою очередь, привело бы к почти полному прекращению межпланетных сообщений. В «Логике империи» показаны некоторые процессы, ведущие к последовавшему краху. Межпланетные путешествия поначалу будут чрезвычайно дороги, и, если материнская планета больше не сможет эксплуатировать колонии, торговля и связь на длительный период могут снизиться до нуля, а нарождающиеся новые нации могут принять «Акт о разрыве отношений».
«Каменная подушка» заполнила бы брешь между учреждением теократического режима и его свержением Второй американской революцией. Эта история поведала бы о создании революционного подполья. История названа в честь камней, на которых отдыхали бы мученики подполья и в тюрьме, и вне ее. Эти революционеры находились бы почти в столь же безвыходном положении, что и антикоммунисты в СССР в последние тридцать лет. Тем не менее история рассказывала бы о том, что в некоторых обстоятельствах нож превосходит атомную бомбу, и о том, что москитов бесполезно рубить топором.
Все три произведения, вероятно, никогда не будут написаны. Что касается «Затмения», его тема была основательно раскрыта в двух романах, не вписанных в прокрустово ложе моей диаграммы: это «Красная планета» и «Между планетами». Было бы скучно и для вас, и для меня заново пережевывать эти темы. Что касается двух других историй, то обе они имеют один недостаток: это мрачные истории с печальным концом. Я не чураюсь трагедий и в свое время отметился в трагедийном жанре, но сегодня этого добра хватает и в свежих газетных заголовках. Я не хочу сейчас писать трагедий и сомневаюсь, что вы хотите их читать. Возможно, в другом, более солнечном году мы все будем чувствовать себя по-другому.
Даже Карузо, Клеопатра и Санта-Клаус могут надоесть публике. Возможно, и моя псевдоистория выходит на бис чаще, чем позволяют аплодисменты.
Я отчетливо сознаю, что кратко сформулированные темы ненаписанных историй, связывающих второй и этот третий том, выглядят не слишком убедительно, особенно по двум пунктам: это идея о том, что основательно налаженные космические сообщения могут однажды прекратиться и что Соединенные Штаты могут оказаться под властью диктатуры суеверий. Но достаточно вспомнить открытия викингов тысячелетней давности, их поселения, основанные в Америке. Ведь труды скандинавских мореплавателей оказались напрасными – и Колумбу и его преемникам пришлось начать все сначала. Космические же перелеты в ближайшем будущем, вероятнее всего, будут сомнительным предприятием, в лучшем случае субсидируемым военным ведомством. Они могут отмереть и возродиться вновь уже на новой технологической базе и из новых экономических и политических соображений. Я не утверждаю, что так обязательно будет, но, думаю, так может быть.
Что касается идеи о возможном уничтожении свободы волной религиозной истерии, то я с сожалением вынужден заявить, что считаю это вполне возможным. Я надеюсь, что этого не случится. Но у нас, в нашей культуре, существует глубоко спрятанный слой религиозного фанатизма, это явление укоренено в американской истории и не раз уже прорывалось в прошлом. Сейчас оно тоже дает о себе знать. В последние годы в нашей стране наблюдался резкий рост влияния ортодоксальных евангелических сект, среди которых есть и такие, что придерживаются теократических верований в самом экстремальном своем значении – антиинтеллектуальном, антинаучном и антилибертарианском.
ebooksa