А потом тревога прошла.
Она крепче сжала ручку двери. Внутри колыхнулась незнакомая — какая-то бесшабашная, дерзкая, шальная — радость. «Кастет, мать твою! И как в руку ложится — как родной!» — возник в голове уже знакомый голос, полный скрытой силы. Николь сначала отметила это, но в следующее мгновение уже не смогла отделить внутреннего собеседника от своего «я».
Это была ее мысль. И ее радость.
Она неохотно убрала руку со скобы. «Так, — сказала она себе. — Соваться к этому придурку с голыми руками глупо. Потому что неизвестно, в каком он виде. Да и вообще, в каком бы ни был — надо дать ему в морду. Для начала… А там посмотрим».
Она совершенно несвойственным ей движением почесала пятерней в затылке, потом лихо развернулась на каблучках и решительно зашагала по направлению к негритянскому кварталу.
Профессор Поплавский ворвался в пустующее помещение кафедры электротехники и изо всех сил закричал тонким голосом:
— Ирэн! Ирэн! Где вы? Идите ко мне как можно скорее! Помогите!
Из дверей лаборатории выскочила полненькая девушка в белом халате и, взглянув на профессора, охнула и превратилась в недвижимую статую. Пустое жестяное ведро выпало из рук и с грохотом покатилось по полу.
Профессор умолк, дергано повзбивал остатки седых волос на почти лысой голове, оглядел свой костюм и спросил:
— Что? Так плохо?
Лаборантка Ирэн сморгнула и, еще не в состоянии двигаться, только с трудом разлепила губы:
— Ну…
— Дайте зеркало!
Ирэн спиной вперед впала в полутемное помещение лаборатории и через секунду появилась с небольшим настенным зеркалом в руках. Лицо ее ничего не выражало, но было видно, что теперь она готова закатиться от смеха. Профессор погляделся в зеркало и схватился за голову.
— Негр! Негр! — закричал он.
Девушка не удержалась и прыснула, зеркало покачнулось. Действительно, Поплавский был сейчас похож именно на негра. Или на кочегара доисторического паровоза. Каждая пора его худощавого лица и журавлиной морщинистой шеи вобрала в себя частичку угольной пыли. На абсолютно черном лице очень живо смотрелись белки расширенных от негодования глаз и узкая красная полоска губ.
Сорочка, галстук и пиджак являли собой столь же печальное зрелище, что и физиономия профессора.
— Ну что за безобразие! Какой нонсенс!
Это были самые сильные выражения, которые профессор Поплавский употреблял когда-бы то ни было в жизни. И это свидетельствовало о том, что он выведен из себя.
Лаборантка Ирэн перестала смеяться и сочувственно спросила:
ebooksa