Властитель мира

– Конечно, человек, настолько близкий к командованию, может быть нам полезен, – в конце концов признал он. – Но придется действовать с крайней осторожностью. Ты должен получить от него максимум информации, а ему выдать как можно меньше.

– Само собой. Я тоже так думаю.

– Ты предупредил остальных?

– Еще нет, не успел. Отправлю сообщение Саншу.

Аватар Паскаля кивнул. Я добавил:

– Кстати, прямо перед тем, как его уволокла стража, Косола что-то кричал о тайне или вроде того. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что он имел в виду?

– Хм… вообще-то, никаких.

Он ненадолго задумался.

– Я знаю, что он уже давно вел одно расследование. И хотел рассказать об этом на следующем собрании группы. Похоже, его это очень тревожило, но он не уточнял, о чем идет речь.

– Вот дерьмо! Наверняка прямо перед арестом он раскрыл какие-то важные сведения!

Мне сразу же стало стыдно, что меня вроде как больше занимает утрата этой информации, а не потеря нашего друга. Паскаль тактично сделал вид, что ничего не заметил.

– Он постоянно что-то записывал, – проговорил он. – Наверное, имеет смысл поискать.

Священник закончил молиться.

Я не знал, что именно он читал: я стоял слишком далеко, чтобы услышать. При совершении казни единственным уместным текстом было бы последнее причастие, но я не уверен, что еретику полагалось подобное таинство. И потом, Камера забвения не была казнью в прямом смысле слова. Скорее казнью отсроченной.

Изобретением этого наказания мы были обязаны одному из близких к папе кардиналов. Следовало придумать достаточно впечатляющую кару, чтобы в зародыше уничтожить любую попытку бунта среди солдат, которые настолько привыкли к близости смерти, что даже угроза высшей меры их уже не пугала. А потому требовалось найти нечто хуже смерти.

Камера забвения представляла собой автономную герметичную капсулу размером не больше гроба, в которой приговоренного выбрасывали в космическое пространство, предварительно, как лабораторное животное, привязанное к доске и питаемое через капельницу, обездвижив и подключив его к аппаратуре жизнеобеспечения. Так он дрейфовал во мраке, наедине со своими страхами, один на один с кошмаром всепоглощающей тоски, не имея возможности даже покончить со своим существованием. Окошко, расположенное перед его лицом, имело целью не только ужаснуть присутствующих при исполнении приговора, но и внести дополнительную изощренную ноту в муки приговоренного, подвергая его чудовищному головокружению от лицезрения космической пустоты. Говорили, что большинство осужденных очень скоро впадают в безумие, тем самым сокращая свои мучения, но, на мой взгляд, это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Создатели этой пытки озаботились тем, чтобы посылать капсулу вне плоскости эклиптики, так что у приговоренного не было ни единого шанса оказаться захваченным гравитационным полем какой-нибудь планеты и хотя бы насладиться видом ее поверхности, прежде чем умереть. В случае Косола эта гнусная предосторожность была излишней, поскольку наш полет проходил вне Солнечной системы. И только по истечении срока наказания питание несчастного автоматически отключалось, с тем чтобы после нескольких недель медленного истощения смерть наконец освободила его.

В большинстве случаев сроки подобных приговоров ограничивались несколькими месяцами. Я слышал о человеке, получившем полтора года, но не поверил. Косола дали десять лет. Я даже не знал, что такое технически возможно.

Единственный его шанс – столкнуться с дрейфующим в космическом пространстве булыжником.

Священник в последний раз перекрестился, после чего капсулу поставили на выводящий рельс. Присутствующие затаили дыхание, пока защелкивали восемь зажимов несущей тележки; не раздалось ни единого голоса, ни единого крика. Потом солдаты отошли от рельса и вытянулись по стойке смирно, напоследок священник совершил крестное знамение, и офицер дал команду «запуск».