Годфруа почувствовал, что пора вмешаться, прежде чем Боэмунд потеряет терпение:
– Если позволите, Петр… – (Все взгляды обратились на него.) – Как часто бывает в подобных случаях, люди распустили языки. Похоже даже, что уже пошли слухи, будто дело
– …и это недопустимо!
Петр почти выкрикнул эту фразу, и эхо его слов прокатилось под высоким сводом. Годфруа Бульонский слегка нахмурился, но замолчал. Он очень не любил людей, не умеющих сохранять хладнокровие в затруднительных случаях, и до сих пор не думал, что Петр Пустынник относится к их числу. Тот заговорил снова, голосом более спокойным, но по-прежнему твердым:
– Это
– Разумеется, святой отец. Это принципиальная позиция, которая не подлежит пересмотру.
Годфруа по-прежнему владел собой, тем не менее от него не ускользнул суровый тон священника.
– Однако не думаете ли вы, что лучшим способом положить конец любым слухам было бы обнародовать все детали этого дела, чтобы не возникало впечатление, будто мы что-то скрываем?
Петр поморщился. Несмотря на примирительный тон, Годфруа только что задал весьма провокационный вопрос. Он ответил ледяным тоном:
– Уж не ставите ли вы под сомнение результаты официального расследования, господин герцог Нижней Лотарингии?
Слишком тонкий политик, чтобы не понимать, за какие пределы не следует выходить, Годфруа умерил свой пыл:
– Я этого не говорю. Я уверен, что процедура была проведена с соблюдением всех законов и наиболее эффективным образом. Однако создается впечатление, что расследование уложилось в необычайно сжатые сроки, что и зародило сомнение в умах.
На самом деле он прочел это в экземпляре «Метатрона Отступника», который нынче утром показал ему один из его офицеров. Но признаться в этом перед лицом Совета он, разумеется, не мог. И задумался о том, каким образом авторы листовки умудрились так быстро реагировать на события.
Но тут, не дав Петру времени ответить, вмешался Роберт де Монтгомери. Его вкрадчивый голос шел вразрез с тем резким оборотом, который приняло обсуждение.
– Не понимаю, что вас смущает, Годфруа. Скептикам и недовольным нет места в нашем крестовом походе.
Раймунд де Сен-Жиль одобрительно кивнул, что мгновенно разозлило Годфруа, которому не нравилось столь полное единодушие двух ультра. Он ответил, медленно выговаривая каждое слово:
– И к какой же из этих двух категорий вы меня причисляете, господин герцог?
– Ни к одной из них, конечно же, дорогой Годфруа, – поспешил пояснить Раймунд. – Герцог Нормандский просто хотел сказать, что Петр Пустынник прав, утверждая, что за порядок на борту отвечаем именно мы, сеньоры. Искать любви своих солдат, конечно же, хорошо, но главное – заставить себя уважать.
– Зачастую любить и означает уважать, – заметил Годфруа.
– А вот бояться – это